Гальперин расположился напротив, запахнув на животе халат с глазастыми пуговицами в два ряда…
Брусницын смиренно молчал. Он исподволь оглядывал комнату. Задержал взгляд на картине Коровина, одобрительно хмыкнул. Хотел было задать вопрос, не не успел — Гальперин прикрыл глаза ладонью и захохотал, спазматически дергая животом…
— И-э-хехе… Грехи наши мирские, — мотал он головой. — Весь архив, оказывается, в курсе! А я, старый осел… А весь архив знает…
Брусницын засмеялся вслед, смех его был тихий, булькающий.
— Да ну, Илья Борисович! — отмахнулся он. — Подумаешь, в любого мужчину можно камень бросить. А тут такая интересная женщина.
— Ну ладно. Все, все! — вслух приказывал себе Гальперин. — Я вызвал вас, милостивый государь, чтобы сделать вам одну прелюбопытнейшую комиссию.
Брусницын вернулся взглядом к хозяину квартиры и вновь покраснел, точно в предчувствии какого-то тяжкого обвинения. Гальперин раздумчиво умолк.
— Ну? Так что же? — робко подтолкнул Брусницын.
— Хотите чаю? С медом. Из Башкирии, — спросил Гальперин.
Брусницын отказался. При этом он довольно подробно объяснил, что заходил с Колесниковым в какое-то кафе, где отвратительно моют стаканы, в них плавала шелуха от семечек.
— Как раз сегодня стаканы у меня вполне чистые, — заверил Гальперин.
Брусницын махнул рукой — чай решительно его не интересует. И умолк, вопросительно глядя на хозяина квартиры.
— Так вот, Анатолий. Хочу рекомендовать вас на должность заместителя директора архива по науке, — Гальперин смотрел на ошарашенного Брусницына. — Понимаю, вас застало врасплох мое предложение… Я собираюсь покинуть должность. Так складываются обстоятельства, меня могут попросить уйти. Не спрашивайте, почему, я все равно не отвечу… Но архив в том виде, что он сейчас представляет, дорог мне… пышно выражаясь… вроде моего детища…
Гальперин ничуть не преувеличивал. Все подразделения архива считались с его мнением, а это весьма серьезное достижение, — кроме профессионального авторитета необходимо мастерство канатоходца. А такой отдел, как каталог, целиком являлся его созданием. Почти три года без выходных и отпускных он формировал каталог, заражая сотрудников энтузиазмом и энергией. Изучал документы, разрабатывал методику, составлял аннотации, шифровал, закладывал в систему… Когда Брусницын поступил в архив, каталог уже работал вовсю. А Гальперин переключился на составление путеводителя. Труд, который по плечу солидному коллективу, практически осуществлялся двумя людьми — им и Тимофеевой.
— Конечно, вы не идеальный кандидат на должность зама по науке, но и я не идеальный, как выяснится в ближайшее время, — Гальперин жестко потирал пальцы, что являлось признаком особо серьезного отношения к предмету разговора. — Вы человек порядочный, профессиональный… Молодой… По всем пунктам анкеты вне подозрения…
Брусницын слушал нахохлившись. Заерзал, подтянул ноги, просунул ладони под зад и вздыбил плечи.
— Но я, Илья Борисович… болею, вот, — пробормотал он первое, что пришло в голову.
— Болеете. В ваши годы все болезни от нервов. А нервы от скудного довольствия, мой друг. Будете получать на шестьдесят рублей больше, болезни несколько приутихнут.
Брусницын озадаченно сопел. Ему вдруг почудилось, что это розыгрыш. А почему нет? От этого толстяка можно ждать всяких закидонов, неспроста в Университете до сих пор помнят его студенческие капустники и посиделки. Побился об заклад со скуки, что «достанет» его, Анатолия Брусницына, вот и завирает… Мысль о розыгрыше развеселила Брусницына. Он лукаво взглянул на Гальперина и хитро улыбнулся.
— А кто обещал угостить чаем? С медом из Башкирии.
Гальперин скучно посмотрел в полутемный коридор, в конце которого размещалась кухня, вздохнул и остался сидеть на месте.
— Ну его к бесу, чай ваш… Перетерпите. Лень заводиться с чаем.
— Как хотите, — Брусницын не знал — обидеться на такое гостеприимство или свести к шутке. — Пожалуйста… Поначалу предлагаете, а когда коснется дела — лень.
— Что вы, Анатолий, я серьезно… Кого же еще рекомендовать в замы по науке? Тимофееву? Она введет в архиве комендантский час, для входа в хранилище установит пароль… Знаю я Софью Кондратьевну.
— Это верно, — Брусницын раздумывал — рассказать Гальперину о шорохе, что навела Софочка в магазине «Старая книга»? Нет, не станет уводить в сторону разговор…
И тут Брусницын забеспокоился. Словно видел в непогоду наглухо закрытую дверь — из глубины живота волнами нарастали теплые токи, подступали к груди, обволакивали сердце. Ему вдруг ужасно захотелось стать заместителем директора по науке. Нет, это не розыгрыш. Гальперин и впрямь решил уйти из своего кабинета. Почему? Да какое его, Брусницына, дело? Решил, и все тут… Но как этот «старый шкаф», Гальперин, ткнул перстом в его сторону? Конечно, надо соглашаться, жди еще такой случай. Он не мальчик, ему сорок лет, когда же выдвигаться, если не сейчас!
— Вы же знаете, я беспартийный, — Брусницын мучительно морщился, пытаясь усилием воли подавить волнение, что томило грудь.