Архитектура жизни: закон случайных величин

До сих пор удивляюсь, как же моей маме удавалось этого избегать! Хотя и у нас с ней случалось всякое. Вспомнилось, как однажды я загулялся на улице допоздна, а мама, уставшая после работы, бегала в поисках: ребенок пропал! Изнервничалась, что меня дома так поздно нет, и, как она любила говорить в та-141 ких случаях, «не знала уже, куда звонить». Иду я домой веселый, с улыбкой до ушей, и встречаю маму — она уже в милицию идти собралась… Затрещину я, конечно, тогда от нее хорошую получил! Если за дело — мама могла влепить мне. Бесспорно, с полным на то правом, поскольку сильно перенервничала из-за меня: от того, что не пришел домой вовремя, не позвонил, когда обещал. Мало ли что могло случиться! А она — в ожидании — находилась на грани инфаркта. Никогда из-за этого не бегал по квартире с истериками, не хлопал дверью перед ее носом: мол, ухожу, ненавижу, надоело! Минут пятнадцать — и эмоции утихали. Мама успокаивалась, потому что я не спорил с ней, понимая, что виноват, извинялся. Как правило, на этом конфликт исчерпывал себя — мы мирились, и ситуация не повторялась. Я учился делать выводы.

Я, конечно, упрямым был в детстве. Ныть любил, когда что-то не хотел делать, и мама с бабушкой боролись с этим, как могли, — упрашивали, уговаривали, объясняли. Я думаю, на каком-то подсознательном уровне им было известно, что больше всего ребенок нуждается в любви тогда, когда меньше всего ее заслуживает. И сейчас я тоже понимаю: ребенка не надо ломать, обещая ему всяческие кары, не надо развивать в нем чувство вины. Его надо больше хвалить. Положительные эмоции эффективнее. Подтверждение тому я вижу каждый день на примере собственных детей.

Они ежедневно занимаются чем-то — рисованием, лепкой, моторику развивают, внимание, восприятие. Мы с женой стараемся раскрыть перед ними весь мир, стараемся дать им возможность во всем себя попробовать проявить.

Размышляя обо всем этом, прихожу к выводу, насколько более спокойным было поколение моих родителей. Может, потому что они контролировали информацию, которую мы получали в нашем детстве, и четко дозировали ее, чтобы не нагружать мозг ребенка? А в наше время и родители, и дети перегружены столькими противоречивыми стереотипами социума, что собственный неповторимый путь еще попробуй найди! А ведь это самое важное.

И это вечное сравнение: «Вот я в твоем возрасте…» Оно уже не работает. И никогда не работало! Родительский пример воспринимается, когда в нем нет назидания, — как и любой пример. Только эффект может быть заметен через годы. Точно так и влияние истинного учителя — преподавателя от Бога или наставника в более широком смысле этого слова. Мы не сразу принимаем на веру все его слова. Но они таковы, что откладываются где-то в долгосрочной памяти. Интуитивно мы чувствуем в них зерно истины, но пока не можем его раскусить. Постепенно обретая жизненный опыт, мы постигаем смысл этих слов, и однажды они становятся для нас спасательным кругом, поддержкой, выходом… Родители уходят, но с нами остается живая сердцевина их ценностей и стремлений. Не столько то, что они пытались нам втолковать, — а внутренний нерв их земного пути.

Вспомнилась одна особенность моего характера в детстве — я не помню, что обманывал родителей. Очень распространенная детская болезнь роста — что-нибудь наплести маме, папе, бабушке, которая обошла стороной редкого ребенка, — мне была совершенно чужда. Фантазировал — да, без цели ввести кого-то в заблуждение с выгодой для себя, хотя многие врали — по разным причинам, но в основном от страха. Может, потому обошло меня стороной даже детское вранье, что в моих отношениях с родными всегда была откровенность? Я мог открыто высказать свою позицию, недовольство. Я мог сказать, что не хочу что-то делать, и не делать этого.

Получалось, я знал, что обманывать плохо, но впрямую мне этого никто не внушал. Я впитал и усвоил открытость из атмосферы нашей семьи. По-моему, это наилучший способ воспитания.