Архитектор снов

– Как? – Филиппыч искренно удивился. – В одну сторону связи не бывает. И ему совсем не все равно от того, что я ту картинку с ним в плите зажарил! Вон, крестьяне вообще своих детей с улицы уводили, когда в деревню художник приезжал. Все боялись, не дай бог, спишет с ребеночка образ, а тот и преставится. Я вам говорю! Слово «безобразие» – это когда «без» «образа». Понимаете, это страшно – быть без образа… Вы об этом не думаете, а зря. Любая ваша фотография– это ваш образ! Это раньше по полгода портрет писали, а сейчас щелк – и готово. Все и привыкли. Подумаешь, картинка… Лежала-лежала, надоела, раз – и выкинули. Разве так можно? Беречь надо свой образ. Хранить. А то вон, напечатали морду в газете, а потом ею что вытерли?… Правильно! А человек этот взял и заболел. Или помер.

– Это тот, который… вытер? – улыбаясь, спросил долговязый.

Но Валериану было не до улыбочек.

– А все удивляются – с чего это? И правда, с чего? Экология, рак, жена ушла?… А все поэтому! Но, я вам скажу, – он серьезно посмотрел на мужика, – самое страшное – это снимок спящего человека. Если завладеть такой фотографией, такие дела можно провернуть…

Мужчина внимательно посмотрел на него.

– Ой, что такое? – внезапно сам себя перебил Филиппыч и уставился в окно. – Моя остановка.

Незнакомец невольно проследил в направлении его дикого взгляда. Поезд стоял на станции. Пассажиры в вагоне с интересом разглядывали невысокого старикашку, только что закончившего свою сбивчивую и пылкую лекцию. Тем временем двери состава уже начали сдвигаться. Валериан, даром что разменял седьмой десяток, белкой ушастой сиганул с места и выскочил на перрон. Двери захлопнулись, и поезд, постепенно ускоряясь, поволокся в темную нору. Мимо Филиппыча проплыл его случайный попутчик, совершенно ошеломленный такой стремительной развязкой. Он неуверенно помахивал ему рукой. Валериан бодро козырнул в ответ, развернулся и чуть не сшиб какую-то бабу с ребенком. Ребенок заорал, надув щеки багровыми барабанами, баба с визгом прокляла Филиппыча и тот, пятясь, поспешил скрыться из виду. Поезд уже исчез в чреве подземки, а на перроне опять начали скапливаться пассажиры, торопясь по своим утренним делам и маршрутам.

Филиппыч и сам не понимал, чего это он так разошелся. В последние дни он был в несколько смятенных чувствах. Спал все хуже и хуже, квартиру никак не мог привести в порядок, злился на себя, тревожился, Карине вчера звонил. Не дозвонился.

Выбравшись из метро, он уже через полчаса стоял перед дверью квартиры Зиса и настойчиво жал кнопку звонка. Никакого ответа. Он попробовал еще раз и изо всех сил заколотил в дверь. Шуму он создавал много, но толку не было. Филиппыч затих, прислушиваясь к происходящему внутри. Ему показалось, что там шевельнулись. Он забарабанил с новыми силами. Наконец замок и правда щелкнул и дверь распахнулась. Полуголый сонный Зис стоял на пороге. Не открывая глаз, он произнес:

– Пошли вон, подонки!

Валериан ткнул его пальцем в грудь, шагнул в квартиру и захлопнул за собой дверь. Продрав глаза, Зис в недоумении уставился на старикашку.

– Филиппыч… ты?

– Кто сегодня так двери открывает, я тебя спрашиваю? – тот уже семенил из коридора в кухню. – Ты что, в каком городе живешь? Я вон вчера слышал по радио – двое, сидели дома, пили, к ним постучался третий, они его пустили, сели втроем пить, а потом он закусал их до смерти! Слышишь? Не забил, не зарезал, не задушил, а закусал. Ну что это такое? А эти двое куда смотрели, идиоты?

Зис ввалился следом за ним на кухню.

– Отец, – простонал он, не в силах уследить за бешеной возней, которую Филиппыч развел перед плитой, жонглируя банками с кофе и сахаром, – ты больше ничего с утра не мог рассказать? Я же спал, а ты…

– Ничего-ничего, садись, я тебе кофе в два счета организую, – внезапно Валериан застыл с пустой чашкой, разглядывая привалившегося к стене Зиса. – Не понимаю я ее. Ты посмотри на себя… Нет, ты ничего такого не подумай, но ты, – старик с уважением поднял чашку, – ну, просто… конь, я не знаю. Чего ей еще надо?

Зис потер лоб. Он прибил бы проныру-болтуна, если бы не любил его и не хотел так страшно спать.

– Ты посмотри, – не унимался Филиппыч. – Плечи, руки, торс какой. И мордой вышел, и вообще… Не понимаю, чего ты все вокруг нее гуляешь? Знаешь, они, ведь такие… Сами не понимают, чего хотят, а потом, как увидят один раз небо в алмазах – прикипают насмерть. Захочешь, не оторвешь!

– Филиппыч, – взмолился Зис, – давай кофе. И замолчи ты, прошу тебя.

– Ладно, ладно, – Валериан подхватил закипевшую турку. – Но зря ты это. Все бережешь ее…

Зис рухнул за стол.

– Кто бы говорил, – проворчал он, принимая из рук старика горячую чашку. – Ты же мне первый голову оторвешь, черт старый. Чего ты вообще завалился сюда в такую рань?

Филиппыч налил кофейку и себе, пошарил на полках, подозрительно понюхал и отложил в сторону пачку какого-то усохшего печенья. Сел, пожевал губами, подул на горячий кофе и уставился на Зиса своими цепкими маленькими глазками.