Архипелаг Грез

– Может, они там просто репетируют, как и говорили вам, – сказала я. – Вы же утверждаете, что вам показывали реквизит.

– Да. Но вы же видели их вместе. Видели, как они себя ведут. Он явно увлечен ею.

– Как и она им. Но они вместе работают. Он исправно платит ей, как обещал в самом начале?

– Руддебет говорила, что да.

– И во время репетиций иллюзионисты стараются сохранить трюк в тайне, разве нет?

Позднее мы расстались, внезапно почувствовав неловкость, словно слишком много рассказали друг другу, а это не принято на Прачосе. Мы не стали скрывать того, чего боялись, и здесь Герред Хаан меня превзошел, но наша встреча стала откровением для нас обоих. Я увидела Томака, или Тома, в ином свете, лучше поняла Руддебет, даже осознала, насколько сильно перегнула палку и что веду себя недостойно. Мне стало стыдно. Я ничего не сказала Герреду, поскольку теперь знала его, но, наверное, он заметил во мне перемену, пока мы сидели на тенистом склоне холма, глядя на запертую для нас обоих дверь.

Так я подвела черту, освободилась от собственной одержимости. Я вернулась к машине и поехала домой.

В тот же вечер я навела справки об аэродроме, где мой самолет стоял на хранении, попытавшись выяснить, что мне надо сделать для его возвращения и как скоро я снова смогу летать.

24

Через пару дней Герред Хаан прислал мне по почте билет на представление во Дворце Авиаторов. Тому Чудотворцу удалось добиться ангажемента. Представление иллюзиониста должно было состояться в следующие выходные.

Мои чувства уже изменились настолько, что когда я открыла конверт и увидела приглашение, то сначала даже задумалась, стоит ли вообще туда идти. Герред вложил в конверт еще и рекламный буклет, где в туманных, но восторженных терминах расписывались те чудеса, которые будут происходить на сцене.

А еще прислал мне записку: «Я буду ходить на все представления в течение недели, но подумал, что вам захочется получить билет на финальное шоу».

Пока шли концерты, я пыталась выяснить, в каком состоянии находится мой конфискованный самолет и пригоден ли он для полетов, по крайней мере теоретически. Он отлично проявил себя, когда я добиралась на Прачос, но почти весь год пылился в ангаре, и теперь ему требовался тщательный техосмотр. Самолет все еще был опечатан властями, а значит, мне не разрешалось входить в ангар, где он стоял.

Без моего ведома возникла новая трудность, пока я маниакально преследовала человека, которого считала Томаком. Бюрократы в Сеньории сочли, что самолет мне не нужен, а поскольку он вроде как считался военным, пусть и непонятного типа, то нарушал нейтралитет острова, потому на него наложили арест. С практической точки зрения он стоял все в том же ангаре, но оказался погребен под еще одним слоем бюрократических проволочек. Теперь для начала надо было доказать, что самолет действительно принадлежит мне, а после этого отправиться в суд на слушания о формальном нейтралитете и объяснить, почему я нарушила воздушное пространство Прачоса на военной машине.

Из документов у меня остались только оригинальные допуски к полетам, и после долгих споров их оказалось достаточно, чтобы подтвердить собственность на самолет, но вопрос с судебными разбирательствами они не решили.

Однако потихоньку ситуация налаживалась. Неожиданно с аэродрома мне переслали письмо из какого-то местного департамента с подтверждением, что самолет проинспектировали и он пригоден для полетов. Сначала я обрадовалась, но, когда пригляделась, увидела, что, судя по дате, письмо написано вскоре после моего прибытия на остров. Я понимала, что, прежде чем мне дадут взлететь, понадобится более свежий сертификат летной годности. Но в письме указали контактные данные второй инспекции, поэтому я сразу ее начала. Самолет был почти новый, если не считать заводских испытаний, на нем летала только я, причем один раз, сюда, на Прачос. После приземления я убедилась, что смазку, охлаждающие и гидравлические жидкости спустили, поэтому их предстояло заменить, а еще следовало отрегулировать контрольные приборы.

Я попросила проверить и протестировать двигатель, а основные топливные баки, как и вспомогательные, заполнить сотым авиабензином.

Меня беспокоило, что самолет объявлен военным. Хотя его конструкция в общем-то повторяла дизайн истребителя, но, по существу, это был высотный разведчик дальнего радиуса действия, без вооружения, с дорогой камерой, закрепленной на днище. Сама я ею не пользовалась, но не хотела отвечать, если бы кто-то решил ее демонтировать. Скорее всего именно она, несмотря на полное отсутствие оружия, навела чиновников на мысль, что перед ними военный самолет.