Я понимала. Сидела ни жива ни мертва в ожидании Аркашиной гибели. А он смотрел на меня, бледный, и желтые его глаза были полны ужаса. Не со страху ли он быстро нырнул под верстак и вытащил то же, что всегда? Открыл и булькнул три раза в кружку. В этот миг я очнулась и поняла, что Аркаша не погибнет. Во всяком случае – не сейчас. Не выпадет из облака на карагандинскую полупустыню в далеком, неизвестно каком году. Вот же он, мой дядька, здесь сидит и водку пьет.
Индийский фильм «Господин 420» был действительно старый и всенародно любимый в СССР. Десятилетия его драные и бог знает как склеенные копии крутили по сельским клубам. И я, конечно, помнила Раджа Капура. В фильме он играл хитренького смазливого жулика, выросшего в тюрьме, которого в детстве папа-прокурор почему-то бросил, чем и обрек на немыслимые страдания. Герой фильма отсидел множество лет и вышел на волю, нашел папу-прокурора, и они в конце концов полюбили друг друга, но все равно пролили море слез, а также танцевали и пели, но всё кончилось как-то распрекрасно.
Да, я своими глазами видела на экране страшные сны Раджа Капура, как он прыгал по облакам, и обломки башен падали мимо него, и улыбались каменные индийские боги. Так что я не могла в этот раз делить на шашнадцать Аркашины враки, я
Аркаша выпил и продолжил.
– Вывалился я из облака и не знаю, как получилось, но, увидев землю под собой, почувствовал плотный воздух. Распластался я орлом. только ни крыльев, ни парашюта за спиной нету. Ужас не утратил, но как-то успел задуматься. О том, что делать, чтоб на земную твердь вернуться и в то же время о нее не разбиться… Страшным усилием отмороженного ума вспомнил про запасной парашют. Ведь он же в рюкзаке где-то есть! Не помню, дергал ли я за что-то, чтоб запасник выскочил… А он вдруг взял – да и раскрылся. Как будто сам, просто от силы мысли и желания.
С тех пор я верю в чудо и в то, что кто-то на этом свете все же за меня молился. Думаю, матушка втайне от папы. И тут должен я тебе, молодой девице, признаться – был этот миг слаще всего, даже первой моей невзаимной, но самой счастливой любви к Кате Лабутиной, дочери директора школы в Рябове. Купол надо мной наполнился, слегка меня встряхнуло, и падение притормозилось. И разглядел я землю внимательнейшим образом, серую, плоскую, неказистую – и восхитился ею до самой глубины души… И стало мне хорошо-хорошо, будто я не тварь какая и не муравей пропащий, не орел бескрылый, а пречистый ангел – парю над землей… Даже почувствовал свои ноги, о которых совсем забыл, они отчего-то согрелись, болтаются подо мной, горяченькие. Будто пустыня карагандинская снизу теплом дохнула…
И все же я брякнулся об эту пустыню крепко. О каменистую и колючую. Парашют-то был запасной, купол у него маленький, а я взрослый мужик. Тюкнулся и сознание потерял.
Аркаша опять замолк, открыл чекушку и, плеснув в кружку два булька, как-то особенно ловко влил их в себя. Он повыше, повыше запрокинул голову, чтоб водочка не пролилась сквозь пробоину в зубах. А я молчала в недоумении. Что ж неприличного в его истории?
Аркаша тщательно грыз свою сушку дальними коренными зубами и поглядывал на меня ехидно. Я не удержалась и спросила:
– А дальше?