Аркадий Северный, Советский Союз

Советская власть не очень-то жаловала эту "музыку толстых", — и слава Богу, что хотя бы уже не запрещала, как в эпоху борьбы с "низкопоклонством"! Однако и в передачах советского радио, и в продукции государственных студий грамзаписи джаз выдавался строго гомеопатическими дозами, а рок-н-ролл был, практически, запрещён. И потому любителям такой музыки приходилось добывать её только лишь "левыми" путями. А распространялась она в те времена в основном на грампластинках. Магнитофоны были ещё далеко не у всех, хотя их производство в СССР к концу 50-х годов было уже вполне налажено. Но стоили они достаточно дорого, да и качество могли обеспечить только при первой, максимум — второй перезаписи. Дальше шёл полный завал частот и больше помех, чем музыки. Поэтому любители джаза предпочитали всё- таки "винил". Но фирменные западные диски, контрабандой попадающие в Питер, не могли обеспечить потребности рынка, да и цена их была тоже довольно высокой. Так что основным источником "несоветской" музыки были пластинки подпольного производства, нарезаемые в домашних условиях из отработанной рентгеновской плёнки. Впрочем, мы не будем сейчас подробно об этом рассказывать. Эта славная страница нашей истории достаточно хорошо известна, и слова "рентгениздат" или "музыка на рёбрах" не нуждаются в дополнительных пояснениях.

Для простого питерского студента Аркадия Звездина, не имеющего ни магнитофона, ни средств на приобретение фирменных дисков, именно такие вот пластинки становятся настоящей энциклопедией современной неподцензурной музыки. Ведь, как известно, кроме джаза и рок-н- ролла, рентгениздат тиражировал и другую музыку, так же запрещённую в СССР: эмигрантов всех мастей, всевозможные цыганские хоры и даже блатные песни в исполнении подпольных отечественных "шансонье"! Такие записи тоже не проходят мимо Аркадия. Он приобретает пластинки, постоянно крутится в компаниях, в которых происходит обмен записями. Круг его знакомств постоянно расширяется. И вот однажды, в русле всех этих дел, Николай Браун рассказывает Аркадию об одном своём знакомом, непосредственно связанным с "Золотой собакой" — подпольной фирмой Руслана Богословского, главного производителя питерского рентгениздата. Причём, кроме большой коллекции музыкальных записей, у этого знакомого есть и ещё нечто, также весьма интересующее Аркадия Звездина — запрещённая литература, правда, не политического, а эротического содержания. В частности, книга нашего великого классика скабрёзного жанра И. С. Баркова. И вот, получив заветный адрес, в один из летних дней 1962 года Аркадий приезжает на Петроградскую сторону, находит тихую и неприметную Ропшинскую улицу, и поднимается по лестнице на второй этаж дома номер 25, в 14-ю квартиру, где и живёт знакомый Николая Брауна — музыкальный коллекционер и "спекулянт", уже не раз пропечатанный в советских фельетонах, стиляга и рок-н-ролльщик, студент Кораблестроительного института Рудольф Фукс.

Впоследствии Фукс так напишет об этой встрече:

"Вспоминается мне моя коммунальная квартира на Петроградской стороне, лето 1962 года, компания друзей-коллекционеров вокруг стола в одной из двух смежно-проходных комнат. Неспешный разговор… Звонок в передней. Насмешливо-любопытные взгляды соседей по квартире: "Ещё один? Да и незнакомый совсем!" Их перешёптывания в глубине: "Не слишком ли много собралось? Не позвонить ли в милицию? Пусть придут, проверят документы!"

А может, мне это только казалось, когда я шёл отворял дверь. За дверью стоял худощавый человек лет двадцати пяти с лицом, слегка напоминавшим одну из масок кинокомика Юрия Никулина. Спросив меня, он представился:

— Аркадий. Я от Коли. Он дал мне ваш адрес и обещал предупредить вас.

Действительно, один мой приятель говорил о каком-то Аркадии, который интересовался творчеством И. С. Баркова — русского поэта ещё допушкинской поры. У меня была одна из его книг, и я не прочь был уступить её любителю. Вот как раз по этому поводу и явился ко мне в первый раз Аркадий. Вручив ему книгу для ознакомления и, усадив за письменный стол в соседней комнате, я вернулся к друзьям, и мы продолжали прерванный разговор". [3]