Хотя относительно тайников Соловьев темнил, Голиков понимал: нужно соглашаться на официальные переговоры без промедления. В противном случае может пропасть все.
Соловьев тоже четко понимал: от количества и стоимости возвращенных ценностей будет зависеть и срок наказания. Но в нем нарастал страх перед принятием окончательного решения. Он тянул время. Наконец, прислал очередного гонца. Атаман заявлял о готовности к официальным переговорам.
Всего несколько месяцев назад штаб ЧОН Енисейской губернии обращался за помощью к той же Москве. Красноярские стратеги утверждали, что для разгрома атамана Соловьева им необходимо подкрепление в количестве полутора тысяч бойцов. И были оскорблены присылкой Голикова. Теперь же Иван Соловьев заявил восемнадцати летнему начальнику боевого района о своей готовности сложить оружие и вернуть похищенные сокровища. Причем передать все это он хотел только в руки Голикову.
Абитуриент Академии Генерального штаба подтвердил свою уникальную способность миролюбиво «договариваться с населением».
«Волчьи ямы» для Голикова
Пока Аркадий Петрович убеждал Соловьева мирно завершить двухлетнее противостояние, пока продолжал переговоры с губернским руководством, которому пришлось, в свою очередь, связываться с Москвой, происходило вот что.
Ближайший начальник Аркадия Петровича, командир 6-го Сибирского сводного отряда Кудрявцев неторопливо рыл для Голикова «волчью яму». Опыт таежного охотника подсказывал ему, что рано или поздно Голиков должен в нее свалиться.
С первых дней службы Аркадия Петровича в Хакасии Кудрявцев занялся регулярными поставками ложного компромата. Начал Кудрявцев с бесхитростных доносов командующему войсками ЧОН губернии Владимиру Какоулину.
Командующий по своим ведомственным соображениям поток лжи пресекать не стал. Кудрявцев рассматривал это молчание как форму поощрения. Однако и Голикова командующий губЧОН на основе непрерывных доносов наказывать не спешил. Он взвешивал и пережидал.
Не видя со стороны Какоулина ответных действий, Кудрявцев обиделся и пошел на еще большую низость – стал направлять доносы на Голикова прямо в ГПУ. Сам он их писать не мог, чтобы «не торчали его собственные уши», и выход увидел в том, чтобы привлечь к изготовлению доносов сомнительных, однако услужливых лиц. Кудрявцев шел на это без всяких опасений, полагая, что ГПУ имен осведомителей никогда не раскроет. И про участие Кудрявцева в заговоре против Голикова никто не догадается.
В клеветнических письмах содержались обвинения в убийствах мирных жителей, в незаконных конфискациях скота, краже ценностей у населения и даже в пособничестве Соловьеву.
Опытному человеку не стоило труда убедиться, что вся информация лжива, что ее сочиняли неумные люди. Но попытка устранения или даже ликвидации Голикова, предпринятая Кудрявцевым, оказалась на руку губернским чекистам.
Они хорошо запомнили, что «посланец Москвы» в своей докладной записке «наверх» обвинил губернское управление ГПУ (перед которым все трепетали!) в преступном бездействии.
Чекистское руководство решило, что поношение, произведенное Голиковым, не останется безответным. Нужно только дождаться подходящего момента. Кудрявцев со своими подручными такой повод им дарил.
Поскольку человеческая жизнь в ту пору еще мало чего стоила, в ГПУ надеялись, что век Аркадия Голикова не будет слишком долгим. До самого последнего момента устранение неугодного лица не составляло для чекистов ни малейшего труда. Деятельность ГПУ на всей территории Советской России оставалась бесконтрольной.
Но как раз в 1922 году начали активно действовать гражданские законы. Формально, без решения суда, теперь нельзя было кого-то расстрелять или посадить в тюрьму. А с точки зрения здравомыслящего судьи, доносы не выглядели убедительными.
Однако в ГПУ было известно, что губернский штаб ЧОН тоже глубоко оскорблен приездом Голикова. Чекисты понадеялись, что Какоулин их поддержит. Такая солидарность была необходима еще и потому, что без согласия Какоулина начальника боевого района нельзя было арестовать.
…У подъезда штаба ЧОН остановился потрепанный «форд» с брезентовым верхом. Всему Красноярску было известно, что по ночам на этой машине чекисты увозят арестованных. В то утро «форд» никого не забрал, а привез фельдъегеря. Он передал дежурному по штабу картонную папку и отдельно засургученный пакет на имя командующего.
Какоулин вскрыл пакет. Начальник губернского управления ГПУ Щербак просил разрешения на арест Голикова на основе представленных документов.
Командующий взял в руки папку. На обложке крупными буквами было выведено: