Аркадий Аверченко

По легенде, известие о Февральском перевороте застало Аркадия Тимофеевича и его коллег в ресторане «Пивато». Вероятно, в этот день выпито было немало — сатириконцы торжествовали в ожидании перемен! Аверченко словно подменили: куда исчез тот, кого Ре-Ми называл «неполитическим» человеком? Что стало с тем, кто на надоедливые вопросы журналистов, к какому политическому лагерю он принадлежит, иронически отвечал: «По отношению к вам и другим, лезущим с такими вопросами, — совершенно обратного»? Писатель ликовал и приветствовал создание Временного правительства, так как увидел в этом событии «новую зарю свободы и светозарного счастья».

Первый же номер «Нового Сатирикона», выпущенный после Февральского переворота, был полностью ему посвящен и делался в квартире Максима Горького на Кронверкском проспекте (в своеобразном «штабе» российской журналистики тех дней). На обложке красовалась надпись «Да здравствует Республика!». На первой странице был помешен полный текст манифеста Николая II об отречении, внизу стояло «скрепил министр императорского двора Фредерикс». На статье была поставлена шутовская резолюция: «Прочел с удовольствием. Аркадий Аверченко». Эту остроту повторял весь Петроград.

Далее следовал аверченковский фельетон «Мой разговор с Николаем Романовым (Из воспоминаний»), где писатель рассказывал о своем воображаемом визите в царскосельский дворец и беседе с императором, которая якобы состоялась в начале мая 1916 года. Николай, хорошо знакомый с творчеством Аверченко, по словам автора, был поражен его молодостью. «Это и для меня удивительно, ваше величество <…> как я еще не превратился в дряхлого старика? При наших дурацких порядках человек в 20 лет может колесом согнуться!» — ответил ему Аркадий Тимофеевич. Далее писатель последовательно бросает в лицо императору обвинения: цензура душит, с правительством что-то неладное, вместо министров «дурак на дураке, жулик на жулике», армия воюет почти голыми руками, «свинья» Распутин «с наружностью банщика и ухватками конокрада» сделал императорскую чету всеобщим посмешищем.

«Революционный» номер «Нового Сатирикона» завершало шуточное «Постановление»:

«За составление, напечатание и распространение настоящего номера „Нового Сатирикона“ — приговариваются:

Редактор Аркадий Аверченко— к лишению всех прав и смертной казни через повешение.

Секретарь Ефим Зозуля— к лишению некоторых прав и повешению.

Сотрудники<…> к ссылке в Восточную Сибирь на срок от 18–20 лет.

Типография, в которой печатается настоящий номер, закрывается навсегда, владелец ссылается на поселение, метранпаж и наборщики подлежат арестантским ротам от 2 до 6 лет.

Газетчики за распространение номера подлежат штрафу не свыше 500 рублей, с заменой и т. д.

Все это было бы, если быу нас был прежний режим, будь он проклят.

Но так как Россия сейчас свободна, то все обстоит благополучно, и все мы находимся на своих местах.

Да здравствует Российская Республика! Да здравствует свобода!»

Этот завершающий аккорд тематически перекликался с редакционной статьей «Цепи сброшены», призывающей поддерживать Временное правительство и Учредительное собрание.

Сюжет вышеупомянутого фельетона «Мой разговор с Николаем Романовым» отнюдь не кажется фантастическим: Николай II действительно мог пригласить Аверченко во дворец, потому что был поклонником его творчества. Фамилия писателя встречается в дневнике императора и письмах Александры Федоровны. 7 мая 1918 года Николай II записал: «Вчера начал читать вслух книгу Аверченко „Синее с золотом“». Несколько ранее (3 февраля 1916 года) императрица в письме, отправленном супругу из Царского Села, сообщала: «Ольга и А. читали нам рассказы Аверченко о детях». Эдвард Радзинский в книге «Николай II: жизнь и смерть» описывал то, что увидели белые офицеры в Ипатьевском доме после казни императорской семьи: среди разбросанных икон валялись книги Чехова, Салтыкова-Щедрина, тома «Войны и мира», «Синее с золотом» Аверченко.

Одной из устойчивых полубылей-полулегенд, связанных с Аркадием Тимофеевичем, является как раз история о приглашении его в Царское Село для чтения рассказов императорской семье. В литературе, посвященной «Сатирикону», до сих пор нет единой картины того, как все это произошло. Когда именно это было, никто из мемуаристов точно не помнит: в 1910 году (Камышников), в 1912-м (Бухов), в 1913-м (Корнфельд), в 1914 году (Брешко-Брешковский). Было это официальное или неофициальное приглашение — тоже вопрос. Точно известно лишь то, что Аверченко не поехал. На совещании в редакции решили, что ему нечего делать в царскосельском дворце! Радаков уже в конце 1920-х годов горделиво вспоминал этот инцидент и приговаривал: «И мы все отказались. В гости к Никола-а-шке?! Не-е-т! Мы не удостоили его этой чести!» (Хотя нет никаких сведений о том, что приглашались «все».)

Аркадий Бухов вспоминал слова редактора «Сатирикона» по поводу этого приглашения: «Постоянным придворным чтецом я все равно не останусь, а на один раз не стоит».