Аристос

71. Обществу нужны некие обязательные для всех нормы и правила, как машине нужны смазка и притертость деталей. Но многие общества требуют единообразия, конформизма как раз там, где, наоборот, полезнее был бы нонконформизм, и допускают нонконформизм там, где его следовало бы запретить. В обществе нет ничего ужаснее, чем неумение соблюдать общие для всех нормы и правила, равно как и злоупотребление этим желанием.

72. Правильное общество — то, в котором никто не поступает как предписано, не думая, почему он так поступает; в котором никто не подчиняется, не размышляя, почему он подчиняется; и в котором никто не поступает как предписано из страха или по лености. И общество, в котором эти условия соблюдаются, — не фашистское.

Экзистенциализм

73. Все государства и общества содержат зародыши фашизма. Они стремятся к однополюсности, к навязыванию другим своих правил. Вот почему истинное противоядие против фашизма — не социализм, а экзистенциализм.

74. Экзистенциализм — это бунт индивида против всех тех идейных систем, психологических теорий, разных форм общественно-политического гнета, которые пытаются лишить его индивидуальности.

75. Экзистенциализм, в лучших своих проявлениях, пытается возродить в индивиде ощущение его собственной уникальности, понимание ценности внутреннего беспокойства как противоядия против интеллектуального самодовольства (косности), осознание того, что нужно учиться делать выбор и самому отвечать за свою жизнь. Таким образом, экзистенциализм, помимо всего прочего, — это попытка противостоять повсеместно распространенному и все более и более опасному чувству немо у современного человека.

76. Экзистенциализм по своей сути враждебен всякой организации общества и всякой системе взглядов, которые не позволяют индивиду выбирать, столько раз, сколько ему будет угодно, считать ли себя частью этого общества и этой идейной системы или нет. Эта неуступчивость, этот упрямый индивидуализм делают его уязвимым для ложных истолкований, на которые горазды мнимые экзистенциалисты, а правильнее сказать, анархисты и философы от богемы, и уязвимым для нападок со стороны тех, кто придерживается традиционных взглядов на ответственность перед обществом и общественный договор.

77. В экзистенциализме слышится призыв отринуть традиционные кодексы морали и поведения, особенно если они навязываются властью или обществом безо всякого внятного обоснования, кроме единственного — освященности традицией. Другой постоянный призыв — исследовать мотивы; первым экзистенциалистом был Сократ — не Кьеркегор. Школа Сартра выдвинула теорию «ангажированности», но перманентная ангажированность в отношении религиозной или политической догмы (так называемый «католический» или «коммунистический» экзистенциализм) глубоко неэкзистенциалистична. Экзистенциалист должен, исходя из своих убеждений, судить о всякой ситуации по существу, всякий раз заново взвешивать свои мотивы перед лицом новой ситуации и только тогда делать выбор. Он никогда ничему не принадлежит в том смысле, в каком любая организация требует «принадлежности» от своих членов.

78. Для меня невозможно отвергнуть экзистенциализм, хотя возможно отвергнуть то или иное экзистенциалистское действие. Экзистенциализм — не философия, а способ смотреть под определенным углом зрения на другие философские системы, определенным образом с ними обращаться. Это своего рода теория относительности среди теорий абсолютной истины.

79. Большинство людей находят удовольствие в том, чтобы «приспосабливаться» и «принадлежать»; экзистенциализм очевидно непригоден для подрыва политических или социальных устоев, поскольку он не способен на организованное догматическое сопротивление и на формулирование принципов сопротивления. Он способен только на сопротивление одного отдельно взятого человека, на выражение одного частного мнения — такого, например, как эта книга.

VIII Одержимость деньгами

1. Но подавляющее большинство из нас живет отнюдь не по какой-либо догматической философии — даже если мы утверждаем обратное. Максимум, что мы можем предъявить, — это отдельные случаи, когда мы поступаем более или менее в соответствии с некой одобряемой нами философией. Но вовсе не философскими учениями руководствуемся мы в жизни. Одержимость — вот что по-настоящему движет нами, и если брать последние сто пятьдесят лет, то нет ни малейших сомнений, какая именно одержимость стала главной движущей силой. Деньги.