— Как же, голосовать-то придем, — сказала она. — Вы, голубушка, не беспокойтесь, придем обязательно.
— А что у вас так холодно? — поежилась Катя.
— Замерзаем уж который день, — пожаловалась старушка. — Батарея совсем не теплится. Мы только и спасаемся на кухне. Конфорки вот все запалю, и сидим там, отогреваемся.
Катя тут же подошла к окну, потрогала батарею. Она была совсем холодная, горячая вода в ней и не ночевала. А на вид вроде исправна: ни трещин, ни потеков не было видно.
— Давно не греет? — спросила Катя.
— Нынче уж третий день, как стала ледяная, — пояснила старушка, пряча в рукава слабо гнувшиеся от холода руки. — Сами-то мы ничего, терпим, а вот за него боимся, долго ли простудиться дитю малому, да и слабенький он у нас, болеет часто.
Мальчик сидел на диване, был он в заячьей шапке, цигейковой куртке и белых фетровых валенках. Шапку ему надели, видимо, отцовскую, которая свисала наперед, закрывая чуть ли не все лицо.
— А мне тепло-о, — протянул мальчик слабеньким голосом. — Только тут маленько холодно, — показал он на ноги.
Старушка взяла с кровати подушку, положила внуку на колени, ласково запричитала:
— Миленький ты мой, ноженьки у него замерзли, лапоньки закоченели…
— А что с отоплением? — озабоченно спросила Катя. — Слесарь-то к вам приходил?
— Да разве его дозовешься, — с горечью махнула рукой старушка. — Дочка два раза заявляла в домоуправление, а он все одно не идет. Мука вечная с нашим слесарем, только и ждет, чтоб на водку дали. Тогда в один момент прибежит. А где нам давать, у нас каждый рупь на счету. Ребенку вот всякое нужно, витамины там разные, одежонка. Старшой внучок на действительной служит, тому то пятерку, то десятку посылаем. Денег-то, что ему положено, на одни папиросы не хватает. Откуда ж нам еще слесарю давать?..
Слушая старушку, Катя злилась на слесаря и зачем-то пыталась представить, как он выглядит. Он казался ей таким вертлявым, узкоплечим, с нечисто выбритым лицом и татуировкой на руке и где-нибудь еще на груди. А чем яснее он ей виделся, тем больше она злилась, и все крепче становилось у нее желание пойти и разыскать этого уже противного ей человека.
— Попробую я слесаря поискать, — сказала Катя, поправляя платок и надевая варежки.
Старушка тяжко вздохнула, сказала вяло:
— Пустое дело, родненькая. Он средь бела дня от людей прячется, а вечером его и подавно не сыщешь. Зря и время не трать, поди, без нас забот хватает.
Но Катя все-таки пошла разыскивать слесаря. Старушка не помнила номера его квартиры, а только знала, что она ниже, под ними, и Катя спустилась на первый этаж, у игравших в подъезде мальчишек спросила, где живет слесарь, и позвонила в квартиру, дверь которой, как ей сказали, была обита черным дерматином.
Открыл Кате, как потом выяснилось, сам Дмитрий, не спрашивая, кто звонит, он распахнул настежь дверь и, жестом приглашая войти, сказал вежливо:
— Прошу вас, пожалуйста.
Был он в белой рубашке и модном пятнистом галстуке, видно, собрался куда-то идти. Катя прошла вслед за ним сначала в полутемный коридор, потом в комнату. А пока шла, подумала, что мальчишки, пожалуй, пошутили, попала она в квартиру не слесаря, а кого-то другого, так как и внешний вид Дмитрия и его манеры слабо вязались с тем слесарем, которого ругала старушка и каким он представлялся ей самой.
Войдя в комнату, Катя сказала, по какому она делу. Дмитрий пожал плечами и секунду-другую смотрел на нее как-то по-особому, будто хотел в Кате признать человека, которого долго-долго искал, а затем вдруг смутился и поглядел в окно. За то время, пока он отвел глаза в сторону, Катя успела заметить, что вчера или днем раньше Дмитрий был в парикмахерской и подстригался у мастера случайного. Высокая стрижка ему совсем не шла, она делала его лицо угрюмым и простоватым.
— А вы поздновато пришли, — улыбнулся вдруг Дмитрий и прищурил серые задумчивые глаза. — Рабочий день ведь давно закончился.
— Но это совсем рядом, сто девятая квартира, — сказала Катя, глядя на него с надеждой.
Дмитрий снова улыбнулся, разводя руками, ответил:
— Нет, нельзя закон нарушать.
— Какой закон?
— Об охране труда. Ведь у слесаря тоже нормированный рабочий день, как у всех граждан.
— Там же люди в холоде! — вспыхнула Катя.
— Охотно верю, сочувствую, но помочь не могу. Я Надю жду, невесту свою, — сказал Дмитрий и покраснел. — Видите, даже галстук повязал. По нашей Конституции слесарь, кажется, может своим личным временем распоряжаться?
Осуждая Дмитрия, не принимая его правды, в то же время Катя понимала, что сейчас формально никто не может заставить его пойти в сто девятую или какую иную квартиру. Но и отступать Кате не хотелось, она приучила себя никогда не оставлять задуманное на полпути. А главное, ее до слез задевала бесчеловечность Дмитрия. У людей ведь холодище, как на полюсе, ребенок может заболеть, а ему хоть бы что, он мается бездельем, ждет, видите ли, свою невесту. А что случится, если он уйдет на полчаса? Пожалуйста, она готова по-сидеть здесь, встретить его драгоценную невесту.