— Он боится, — сказал Менкаура. Я резко перевел на него взгляд, слова вопроса все еще крутились у меня на языке. — Он боится того, что начал. Судьба ждет его. Шанс стать много кем становится все ближе с каждым его шагом. Он видит это. Это словно огненная гора, выжигающая небо прямо за горизонтом. Ариман видит ее свечение, но не видит форму. Он знает, что другие видят ее также, видят силы, движущиеся в смертной и бессмертной реальностях. И он боится их. Боится, что может пасть в своем путешествии, и того, что может пройти его до конца, — Менкаура остановился, медленно кивая, словно соглашаясь с голосом, который мог слышать лишь он один. — И он прав, что боится.
Я знал, что то, что я вижу и слышу — не сон. Это было нечто иное, лоскут незавершенного времени, подводившего себя к концу, разговор, которому необходимо было состояться, чтобы удовлетворить судьбу. Слова Оракула-мертвеца прошли сквозь меня, холодные и дрожащие от заключенного в них смысла.
— Это оно? Он вооружает себя против… против чего?
— Против всего, что попытается его остановить.
— И он превращает меня в оружие для этой войны.
— Он ничего не додает и не отнимает от твоей природы. Ты тот, кто ты есть.
Говоря это, Менкаура начал таять.
— Должна быть плата, — сказал я ему вслед. — На тебе оковы, брат — слова оракула нужно купить.
Он покачал головой, когда его очертания слились с чернотой.
— Плата уже внесена, — произнес он и исчез, как будто его никогда и не было.
Я уставился в пустоту.
Затем обнаружил, что смотрю в лицо Ариману. Не было ни моргания, ни перехода, лишь внезапная яркость огней и звуки «
+ Ты спал глубоко и долго, брат, + послал Ариман.
Я не ответил, переключая сознание между разумом и телом в попытке определить, сколько времени прошло.
Ариман заговорил снова, в этот раз настоящим голосом.
— Прими мою благодарность, Ктесиас. Я знаю, чего тебе это стоило.
Мое тело казалось безвольным, мысли неповоротливо кружились внутри черепа. По мне прокатывались волны усталости. Перед глазами плыли яркие цвета. Язык ощущался сухим листом во рту. Все раны, которые я получил, исцелились, но тень сковывания все еще нависала надо мной, давя на каждое чувство. Нельзя просто проглотить истинное имя возвышенного демона и чувствовать себя как ни в чем не бывало. Все — как оказывалось снова и снова — имеет свою цену.
— Ты солгал мне, — выплюнул я, и моя злость вдруг стала яркой и свежей. Он наклонил голову, наполовину соглашаясь, наполовину вопрошая.
— Я сделал то, что было нужно, брат. Как и ты.
— Что ты делаешь, Ариман? Зачем мы пошли к Оракулу? Что мы должны были узнать?
—
Я покачал головой, внезапно ощутив себя бесконечно уставшим. Ариман кивнул и повернулся к двери.
— Отдыхай, брат, — бросил он через плечо. — Отдыхай и спи.
— Я не сплю, — возразил я, но он уже вышел и слова отозвались пустотой в стылом воздухе. — Я не сплю, — повторил я, уже тише, и потряс головой, когда глаза начали постепенно закрываться. Разум и конечности словно налились свинцом, как будто приход в сознание израсходовал остатки моих запасов энергии. Я вновь погрузился в забытье, очертания моей новой комнаты начали постепенно исчезать.
В черноте век я вновь увидел лицо Менкауры и услышал слова, в реальности которых я не был уверен.