Конечно, отдельные разведчики из Трои, возможно, были первыми, которые обнаружили минеральные богатства Богемии, хотя их могли открыть и наши «следопыты», двигавшиеся с запада, но эксплуатация этих месторождений была целиком в руках местного населения. В любом случае троянские булавки и кипрские кинжалы, которые были найдены в долине Дуная, поступили туда через Трою, и они являются своего рода ориентирами на древнем торговом пути. Мы можем полагать, что торговля текла по этой дороге вплоть до падения Трои II, которая, как кажется, совпадает со смешением торговых путей между Эгеидой и Богемией где-то между 1900 и 1600 годами до н.э. Теперь торговый маршрут начинался в районе Адриатики. Именно наличием торговых связей, а не переселением народов можно объяснить большинство случаев предполагаемого троянского влияния на Южную и Центральную Европу.
Но если согласиться с этим предположением, то теория о том, что возникновение фессало-иллирйско-дунайской культуры стало следствием вторжения из Малой Азии, оказывается несостоятельной. Культурный континуум больше не рассматривается как следствие проникновения азиатских культур в Европу; он может являться следствием взаимодействия европейской культуры с азиатским анклавом: восточные связи были связями с Троадой, отрезанной от анатолийского культурного комплекса в целом. Окончательное решение вопроса перемещается на европейскую почву. С этой точки зрения мы должны рассмотреть в следующей главе вопрос, как глубоко единство, которое охватывает север Греции, Македонию, Верхнюю Италию и долину Дуная, было пронизано теми же самыми элементами, что и европеизированная Троя, и также связано ли это с индоевропейцами.
Выводы, сделанные в предшествующих разделах, добавляют веса гипотезе об азиатской колыбели индоевропейских народов. Материал, доступный в Европе исследователям первобытного общества, не позволяет, как когда-то ожидалось, утверждать, что волна переселенцев из Азии принесла с собой достижения цивилизаций Древнего Востока. Неолитическое население Европы в основном произошло от населения эпохи палеолита, которое уже включало в свой состав длинно— и короткоголовые типы. Вторжение брахицефалов переносится в более отдаленное прошлое. Если орды азиатов действительно перемещались в западном направлении в течение современной геологической эпохи, то они оставили мало свидетельств своего пребывания там — в отличие от более поздних скифов, сарматов и монголов. В неолитические времена только один поток переселенцев из Азии может быть прослежен методами археологии. Он принес с собой таинственные культуры с расписной керамикой в Фессалию, Трансильванию, Болгарию и на Украину. С тем же самым этническим потоком следует связать распространение некоторых очень важных достижений в Юго-Восточной Европе, особенно внедрение земледелия и разведение домашних животных, известных ранее в Азии. Но область, занятая этими пришельцами, была ограничена теми же территориями, которые занимали пришельцы из Азии и в исторические времена; мы не нашли весомых доказательств того, что распространение новых достижений было связано с азиатами, как таковыми. Сохранившись в нескольких уголках Европы, таких как Болгария, они, кажется, исчезают, в то время как новые достижения получили широкое распространение и были восприняты другими культурами. И при этом у нас нет весомых оснований отождествлять носителей культуры расписной керамики с индоевропейцами.
В то же самое время мы постулировали тезис о вторжении в Центральную Европу группы средиземноморского населения, пришедшего туда, возможно, через Анатолию, точно так же как другие потоки евроафриканских групп населения попадали в Западную Европу через Пиренейский полуостров даже в палеолитические времена. С представителями средиземноморской расы мы связываем развитие неолитической цивилизации в долине Дуная, которому, вероятно, способствовали и контакты с азиатскими культурами. Но опять-таки у нас нет никаких оснований считать протодунайцев, которые были пришельцами в Европе, индоевропейцами.