Чем же Розенбергу была так дорога эта псевдонаучная идея, что без нее он не мыслил никакой историософии? Он был убежденным сторонником идеи полигенизма, к чему его толкала органическая расовая теория. Она говорила, что расы возникали без связи друг с другом и развивались своими собственными путями. Сторонники этого подхода верили, что каждое культурное достижение могло быть создано только строго определенной группой людей, а его распространение по земле было результатом их широких миграций из какого-то исконного центра. Особое значение Розенберг придавал мифам и настаивал на том, что главный из них, солнечный миф, происходил с далекого Севера, где сезоны года были ярко выражены и значение живительного солнечного света осознавалось особенно остро. Именно оттуда происходили культуртрегеры-арийцы, воины-мореплаватели, и их златокудрый бог Аполлон вместе с воинственной Афиной Палладой. По Розенбергу, приплыв из Северной Атлантики, они постепенно заселяли Средиземноморье, Северную Африку и распространялись далее на восток вплоть до Китая (Rosenberg 1930: 26–29. Об этом см.: Chandler 1968: 18–22). Загипнотизированный идеей высшей нордической расы «атлантов», Розенберг даже ухитрился причислить к ней аморитов (то есть семитоязычных амореев). Тем самым, Иерусалим оказывался плодом труда представителей «нордической расы», якобы заселившей Галилею и дошедшей до Иудеи задолго до прихода израильтян в Палестину. Эта идея позволяла Розенбергу вслед за Чемберленом отлучить Иисуса Христа от евреев и сделать выходцем из все тех же голубоглазых и белокурых арийцев (Rosenberg 1930: 27, 76. Об этом см.: Chandler 1968: 30–31, 42; Davies 1981: 296–297). Розенберг верил, что все эти миграции начались еще в каменном веке, и предполагал, что «атланты» несли с собой систему символов, заложившую основу для развития письменности. Вклад эзотерики в эти представления более чем очевиден.
Описав триумфальное шествие нордической расы по Старому Свету и создание ею древнейших цивилизаций, Розенберг переходил к выяснению причин их упадка. Его вывод был неутешительным – всему причиной было социальное равенство, неизбежно ведущее к расовому смешению, а последнее порождало лишь «ублюдков». Так с железной последовательностью происходило в Индии, Персии, Древней Элладе и Риме (Rosenberg 1930: 28, 31, 34, 52, 54, 75ff.). Вначале арийцы теснили предшествующих обитателей, «азиатов» и «семитов», причем семитом, например, оказывался легендарный царь Минос, а к вредоносным «азиатам» Розенберг относил этрусков, которых некоторые русские авторы-почвенники так настойчиво стремятся связать с «русскими арийцами»28. Зато впоследствии «азиаты» перешли в контрнаступление из своих центров, расположенных в Малой Азии. Розенберг сожалел о том, что, победив Карфаген, римляне не довершили свой успех разгромом всех «семитско-еврейских центров» Ближнего Востока; в противном случае, рассуждал он, мировая история могла бы сложиться иначе. На деле же наступила эпоха физического межрасового смешения, которое неосмотрительно допустили наивные арийцы, введя демократические порядки – послабления в отношении рабов, эмансипацию женщин, помощь бедноте.
Борьбе арийцев с азиатами Розенберг пытался придать религиозный характер: арийские небесные боги выступали в его книге против малоазийских земных богов. При этом он искажал мысли своего любимца Ницше: если тот связывал «сверхчеловека» с верой в бога Диониса и принижал роль Аполлона в жизни древних эллинов, то Розенберг, напротив, воспевал Аполлона, а в Дионисе находил низменные черты «азиатчины»29. Для Розенберга Аполлон воплощал в себе возвышенную гиперборейскую сущность арийцев и их духа. Это плохо соответствует реальности, ибо, вопреки Розенбергу, культ Аполлона имел малоазийские корни. Столь же сомнительными были и его представления о развитии религии: упадок «нордической расы» он связывал, в частности, с тем, что место прежних светлых патриархальных богов заняли привнесенные из Азии образы богинь со змеями; на самом же деле все происходило ровно наоборот – образы богинь в Эгеиде относились к более раннему периоду. В поисках изначальной нордической традиции Розенберг и другие нацистские авторы обращались прежде всего к скандинавской «Эдде», не учитывая того, что, во-первых, ее тексты окончательно сложились в Исландии лишь в X–XIII вв., где германское наследие было существенно переработано, а во-вторых, испытали значительное влияние христианской литературной традиции. Ни о какой примордиальной германской традиции здесь речи не было (Мелетинский 1968: 12–18, 341–343; Стеблин-Каменский 1984; Gugenberger, Schweidlenka 1993: 89).