Само слово Третьяк родственно греческому Тритону — хозяину потока, а также древнеиндийскому
Вот, оказывается, кого сразил храбрый Егорий в образе дракона, когда решил напоить коня — трехголового царя подземного мира…
Перед нами оживают древние образы из сказаний и легенд, когда мы прикасаемся к наследию народному. Вода в мифах и сказках мыслится не просто как вода, а как символ женского начала. Огонь и вода порождают жизнь.
В древней иудейской легенде сотворение мира представлено в виде птицы, символизирующей воду, которая высиживает яйцо… Таким образом, метафора поднятия земли со дня первичного океана наполняется иным смыслом. Земля выглядит как чудесное большое яйцо, вышедшее из первозданных вод космоса. Брачный союз неба, как мужского начала, и земли или воды, как женского, широко распространен и в индоевропейской мифологии.
Плодоносящее «мужское» семя, проливающееся на землю в виде дождя, заставляет землю рожать. Эта метафора характерна и для хананейско-финикийского бога Балу (Баал-Хаддада), и для древнерусского Перуна…
Ритуальное омовение, таким образом, символизирует акт возрождения природы, а на уровне человека является вторым рождением. Недаром купель установлена во многих храмах и молельных, принадлежащих самым разным конфессиям. Несомненно, — была и в языческих капищах. Существует даже некое созвучие в произнесении слов Что, конечно, как вы уже догадались, родственно имени Ивана Купалы. Быть может, в древних кумирнях, посвященных богу воды как воплощению живородящего начала, были установлены статуи Купалы? Быть может… Да и сама купель, понимаемая как купальный священный водоем, посвящалась богу. Наверное, купаясь в таких священных водоемах, люди верили, что это поможет им родить много детей…
О связи Купалы с деторождением косвенно свидетельствуют пословицы и поговорки, а также народные приметы: «Сильная роса на Ивана, к урожаю огурцов».
В русской легенде об Иване да Марье рассказывается о том, как в далекой сторонушке встретил парень девицу. Полюбилась она ему. Дело молодое, сыграли свадьбу. Прошел месяц женитьбы, и тут Марья говорит мужу, что приснились ей ее родители, не иначе как надо съездить навестить родную матушку с родным батюшкой. Слово за слово, тут и выяснилось, что Марья да Иван из одной сторонки происходят, из одной деревеньки и из одной семьи, что родители у них общие. «Что же мы наделали», — воскликнул Иван, — не будет нам прощения ни от родителей, ни от людей, ни от Бога!
Наутро они ухали из города, а куда — бог весть…
Эта легенда представляет, несомненно, более поздний вариант мифа. В иных, более ранних вариантах сестра склоняет брата к замужеству. Брат же противится и убивает сестру. Затем раскаивается в содеянном, мучается и убивает сам себя, бросаясь в пучину реки с высокого откоса.
Как видим, перед нами типичная история «несчастной» любви, чем-то похожая на «Ромео и Джульетту» Шекспира. С той лишь разницей, что у Шекспира вражда между двумя семейными кланами делает из молодых отверженных.
В балтийской мифологии, в ее более древней части присутствуют брат и сестра — дети солнечного божества. Они соответствуют русским Ивану да Марье. Затем брат «раздваивается»… и в более поздних мифах и легендах фигурируют уже два брата. Так в латышской народной поэзии присутствует сюжет о том, как два брата-близнеца, дети Диеваса влюбляются в свою сестру — Saules
Таким образом, два коня становятся символом двух братьев-близнецов, соперничающих из-за сестры. Этот мотив встречается во всей индоевропейской мифологии, в частности в изображении двух коньков на крышах изб.
В латышской мифологии два брата-близнеца фигурируют как божество удачного урожая Юмис. Слово «юмис» также означает «двойчатку» — сросшиеся колосья пшеницы, плоды картофеля, яблоки, орехи…
У Юмиса есть жена — «зерновая матушка» или «житная баба» Юмала (очевидно отсюда и происходит название города Юрмала). У этой странной пары есть дитя — Юмалень.