Ариэль

Челюскин постепенно открывался перед ними. Фонари — их было гораздо больше, чем на станции подземной газификации, деревянные избушки, каменные дома, склады лесных материалов, сараи, кирпичи, камни, лебедки, краны, гусеничные тракторы…

Джим был заинтересован:

— Так это и есть «Ледяной город»?

— Это еще эмбрион — зародыш города, — сказал Степан.

— Уже становится похоже на ледяной город, — воскликнул Игнат, указывая на ледяные столбы, служащие опорами для проводов. — Ловко придумано!

— Мы здесь широко используем «местный строительный материал», — сказал Степан. — А лед — великолепный материал: всегда под рукой, прочный, дешевый, податливый. Сюда нелегко доставлять лес. И мы пользуемся льдом везде, где только можно. Это все наш метеоролог Верховский придумывает. Вы познакомьтесь с ним. «Дед Мороз». Интересный старик. Поглядите на эти ледяные кубы.

— Ледяной дом? — спросил Игнат.

— Ледяной тепляк, — пояснил Асаткин. — Строить на таком морозе — нелегкая штука. Рукавицы мешают, без рукавиц, того и гляди, отморозишь руки. Теперь мы почти все работы производим в тепляках. Возводим над постройкой легкий футляр из тонкой фанеры или даже картона и обливаем водой. Получается ледяной тепляк с любой толщиной стен. Он великолепно сохраняет тепло. Отопление — электрическое или газовое.

— Но что будет со всеми этими тепляками и ледяными столбами, когда настанет лето?

— Летом тепляки не нужны, а столбы пусть тают. Это временная проводка для освещения строек. Работа будет закончена прежде, чем придет тепло.

— Мы тебе и Джиму уже приготовили домишко. Гостиницы для приезжающих у нас еще нет. Замерз, Джим? — спросил Пелькин Джима, как старого друга.

— Холодно, — ответил Джим.

— А что, Пелькин, бросил ли бы ты свой Север ради знойной Флориды? — спросил Игнат.

— Конечно, нет, — ответил лопарь.

— Вот, видишь, Джим. Андрей Иванович говорит, что лучшие места на земном шаре начинаются только за Полярным кругом. — Все рассмеялись.

— Мы согреем тебя, — утешил Асаткин. — Вот и избушка. Это всего только сторожка…

— От кого же здесь приходится сторожить? — с удивлением спросил Джим.

— От белых медведей главным образом. Несмотря на огни, эти любопытные животные нередко посещают нас. Недосмотри — заберутся в наши холодильники.

— Да, по части хранения продуктов на Севере куда лучше, чем во Флориде. Мясо не портится, — сказал Игнат.

Все вошли в небольшую избушку. Стены пахли свежей лиственницей. Электрическое освещение уже проведено, но электропечь еще не установлена. В углу на кирпичах стоит небольшая железная печь. Возле нее груда щепы и обрезков.

Пелькин быстро растопил печь, поставил чайник. Меркулов принес из аэросаней чемоданы с хлебом, консервами, оленьей колбасой. Друзья решили не идти в столовую, а обедать здесь же, чтобы поговорить и «вспомнить старину».

Меркулов и Асаткин были «кочевыми строителями». Они исколесили весь СССР от края до края. Их пути с Игнатом то расходились, то вновь скрещивались. Это была встреча после нескольких лет разлуки.

Джим с интересом прислушивался к жизни «людей без оседлости». Он хорошо знал «бродячую Америку». Но там люди слонялись из края в край в поисках работы. Их преследовали как бродяг, арестовывали, сажали в тюрьму. Эти бездомные считались почти вне закона. Родина для них была не родиной, а страной, населенной враждебными племенами в полицейской форме. Безработные чувствовали себя почти так же, как первые пионеры-англичане среди девственной природы и враждебно настроенного индейского населения.

А эти Асаткин и Меркулов! Они не бездомны. Они только живут в большом-большом доме, где одна «комната» называется Средняя Азия, другая Дальний Восток, третья… да всех комнат и не перечесть.

Человеческий голос радиочасов сообщал время каждые четверть часа. Друзья не заметили, как пришла полночь. Пелькин, Асаткин и Меркулов начали прощаться.

— Не забудьте выключить радиочасы, иначе этот глашатай ночью будет беспокоить вас. Поставьте вот эту стрелку на шесть утра. Не рано? И в шесть вы будете разбужены, — сказал, уходя, Пелькин. — Спокойной ночи.

Они ушли. Игнат устало потягивался, а Джим сидел у печки и всё подкладывал дрова. Печь накалилась.

— Неужели тебе еще холодно? — спросил Игнат, раздеваясь.

— К утру выдует, — ответил Джим. — Дом недавно сложен.

Наконец они выключили радиочасы, погасили свет и улеглись. Игнат тотчас захрапел. Джиму не спалось. То ли мешали рулады, которые выводил носом Игнат, то ли вспоминалась родина. Там сейчас день. Сияет яркое, горячее солнце. И на улицах так же тепло, даже еще теплее, чем в этой избушке… А здесь за стенами, пахнущими смолой, завывает ветер, поднимая снежные вихри. Кругом на тысячу километров ледяная пустыня. Волки, медведи… Вспомнилась Анна Фокина. Увидит ли он ее завтра? Джиму стало грустно. Жаль, гавайская гитара в чемодане. Поиграл бы на ней, совсем тихонько, чтобы не разбудить Игната. Впрочем, его, пожалуй, и пушечными выстрелами не разбудишь… Нет, он, Джим, не останется здесь. Уедет в Узбекистан, в Закавказье. Там больше солнца, больше похоже на родину.