Ариасвати

Имея слишком много дел,
В иные книги не глядел…

Таким образом, чтобы ориентироваться в этом бумажном хаосе, мне прежде всего нужно было попытаться расположить их в хронологическом порядке, — по крайней мере те из бумаг покойного, которые имели какие-нибудь даты, а затем уже в получившемся последовательном ряду их найти место другим бумагам, определяя время их составления по содержанию, по почерку, по каким-либо внешним или внутренним признакам.

Я так и сделал. Расшивая одну связку за другой (за исключением, конечно, связки за № 11, состоящей из рукописи на неизвестном языке), я располагал бумаги и письма по годам, месяцам и числам, откидывая пока в сторону те из них, даты которых предстояло еще определить. Затем я прочитывал сначала бумаги первой группы, потом переходил к изучению бумаг второй группы и, сопоставляя бумаги одной группы с бумагами другой и объясняя таким образом одни другими, я в конце концов составлял из них связное целое.

В этой кропотливой работе разборки и изучения бумаг покойного Грачева прошла для меня вся осень и большая часть зимы. Иные подумают, быть может, что это была скучная работа, и подивятся моему терпению. Но на самом деле я до того увлекся этой работой, что почти не замечал, как летело время. Правда, мне приходилось, подобно каменщику, подбирать один камень к другому, но здание, которое получалось из этих правильно подобранных камней, до того поражало меня своей архитектурой, изяществом лепной работы и красотою орнаментов, что я чувствовал себя вполне вознагражденным за свой кропотливый труд.

С захватывающим интересом следил я за развитием страшной, почти невероятной истории, полной чудесных, необъяснимых явлений и событий, которая восставала предо мною из пыльных тетрадей и писем моего умершего друга. Перед моими глазами проходили то чудеса роскошной тропической природы, то целые вереницы разноплеменных людей, различающихся между собой обычаями, языком, религией, цветом кожи; то вдруг из мрака времен доходил до меня голос человека, принадлежащего к неизвестной расе, быть может, уже целые тысячелетия спящей на дне пустынного океана; то, наконец, появлялась таинственная личность, наделенная необъяснимой силой, и с появлением ее вся история принимала такой фантастический характер, что становилась уже совершенно невероятной.

Благодаря именно этой фантастичности, этой невероятности событий, о которых, согласно последней воле моего умершего друга, я должен был поведать миру, я долго колебался, долго не решался приступить к делу, так что прошло более двух лет, прежде чем я решился наконец, издать в свет эту историю. Я не позволил себе изменить в ней ни одного факта, не прибавил ни одного события, ни одного лишнего штриха. Все мое участие ограничилось только тем, что я придал истории моего друга беллетристическую форму.

По всей вероятности, найдутся читатели, которые к этой истории отнесутся скептически и даже, может быть, подумают, что я просто на просто все это выдумал. Таких не верующих я не стану разубеждать, а попрошу их адресоваться в Императорскую Публичную Библиотеку и спросить там рукопись, значащуюся по каталогу за № 1.285,635: из обозрения ее они увидят, что это буквально та самая рукопись (связка № 11), перевод которой, в своем месте, я привожу в этой истории. Если же и этого для них окажется недостаточным, то в библиотеках Академии Наук они найдут те самые алюминиевые таблички, которые были найдены моим покойным другом на острове Опасном, в гробнице верховного жреца Амрити: они послужили оригиналом упомянутой выше рукописи и впоследствии принесены в дар Академии. Если господа скептики не убедятся и такого рода фактами, то… то я более не желаю иметь с ними никакого дела.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I. Идиллия