Ариадна

Дионис вернулся, и я заметила за собой, что присматриваюсь к нему внимательней. Озорной и проказливый бог-мальчишка, пришедший мне на помощь много лет назад, слегка изменился за это время. Боги не стареют, и его золотая красота не померкла, но изменились глаза. Уже не так искрились радостью, как когда-то. О жизни во внешнем мире мы говорили редко, если не считать забавных и занимательных историй Диониса о диковинных землях и чужестранных обычаях. Но теперь он чаще рассказывал, где бывает, и досада проскальзывала в его словах, когда речь заходила о местах, в которых не чтят его культ. Не давят виноград, не поднимают чаш, восхваляя Диониса, дарителя вина. И даже не одобряют употребление вина и с настороженностью говорят о его пьянящем действии.

Я искала в нем приметы того порывистого божества, исполнившего глупое желание Мидаса и тут же вернувшего все как было. Теперь он говорил об Олимпе, откуда только вернулся, и я уже ждала колких, остроумных описаний других богов и лукавых шуточек над их распущенностью, тупоумием и озабоченностью всякими пустяками. Дионис рассказывал о своей беседе с Зевсом, и я думала, что он начнет сейчас передразнивать своего могущественного отца, исполненного сурового достоинства, посмеиваясь над его напыщенностью.

– Я пожаловался ему, он ведь отец Персея тоже и наверняка может приструнить собственного сына.

Капризный, раздраженный тон Диониса удивил меня. Никогда еще не говорил он так.

– О чем это ты? – спросила я.

Он глянул на меня мрачно и сердито.

– Совсем меня не слушаешь. Что теперь, все сначала рассказывать? – Дионис тяжело вздохнул. – Дай-ка, – сказал он, взяв малыша Тавропола у меня из рук, где тот спал, как обычно, ведь попробуй я уложить его куда-то, поднялся бы страшный крик, а выносить его с тех пор, как нас навестила Федра, встревожив своим приездом и отъездом, не было сил.

Дионис качал сына на руках. Попробуй кто другой сдвинуть его с места во сне, ощутил бы всю силу младенческого гнева, но со своим бессмертным отцом все мои дети были кротки. Тавропол уткнулся в изгиб его локтя, вытянул пухлую ручку из пеленки и уронил Дионису на грудь. Я засмотрелась на растопыренные пальчики сына на белой отцовской тунике, но на этот раз заставила себя внимать словам мужа.

– Персей, мой единокровный смертный брат. Убийца Горгоны на крылатом коне, возомнивший себя уж слишком могучим и великим. Не позволяет строить мои святилища у себя в Аргосе. Не дает поклоняться мне в стенах города и женщинам аргосским запрещает совершать в горах обряды в мою честь. У нас с ним общий бессмертный отец, и Персей должен бы преклоняться перед старшим братом, но вместо этого пренебрегает мной, и Зевс это допускает!

Персей. Рожденный Данаей, чей отец заточил дочь в высокой башне без крыши, чтобы ни один жених до нее не добрался. Там она и сидела одна целыми днями, ничего не видя, кроме кружка голубого неба высоко над головой. Глупый отец оставил на виду у небес столь соблазнительную добычу. Соперников у Зевса не было – сотнями капель золотого дождя скатился он по округлым стенам темницы. Персей. Победитель чудовищ и царь Аргоса. Он воссел на трон и правил безраздельно, ведь его жуткий щит с головой Медузы в мгновение ока обратил бы любого вероятного соперника в камень.

– И как Зевс ответил на твою жалобу?

Мне неинтересно было, кому поклоняется Персей. Как по мне, пусть пренебрегает Дионисом сколько угодно. Не хотела я, чтобы он здесь появлялся и искал благосклонности брата.

– Решил не вмешиваться. – Дионис угрюмо сжал губы, и я поняла, что больше вопросов задавать не стоит. – До чужих алтарей отцу дела нет, пока его собственные завалены приношениями. Сказал, найдешь, мол, себе последователей в других местах, мир большой, всегда будут желающие тебе поклоняться, надо только поискать.

Я пожала плечами и сказала мягко:

– Раньше тебе ведь нравилось путешествовать и разыскивать их.

В глазах его полыхнул незнакомый темный огонь – будто змея взметнулась из травы.

– Я устал от путешествий, – отрезал Дионис. – И если родной брат отвергает меня, с какой стати будут падать на колени чужаки из варварских земель, где обо мне и не слышали?

Когда это мой муж требовал вставать перед ним на колени? Обычно он предлагал своим почитателям танцевать. Не знаю, что я сказала бы дальше, если бы не бурное появление Стафила и Фоанта. Обрадованные возвращением долгожданного отца, они, визжа от восторга, бросились в объятия Диониса и повисли на нем. Возмущенный Тавропол протестующе пищал, но счастливые братья его не замечали. Лицо Диониса опять повеселело, зазолотилось, и лица детей расцвели от этого света, как раскрываются под солнцем лепестки. На несколько шумных мгновений все смешалось – руки, ноги, кудри, поцелуи, и – сердце мое затрепетало почти мучительно от этой сладостной картины.