Аргус против Марса

– В то время мне не везло, я находился на грани финансовой катастрофы.

– А я был чудовищно перегружен работой.

Анри огляделся и заметил скромно сидящую в уголке на диванчике очень молодую, изящно и модно одетую женщину.

– Да, что же это я! – спохватился Шарль. – Прошу знакомиться: моя жена Лора. Разреши представить тебе месье Анри...

– Лемуана, – поспешил вставить Бертон.

– Гм... – поперхнулся Лобришон и повторил: – Месье Анри Лемуана, моего старинного друга.

«Эге, женился на молоденькой!» – подумал Бертон. Но когда он подошел, чтобы склониться к ее руке, сердце его екнуло: женщина поразительно походила на Вики Шереметьеву. Рост, фигура, лицо – Вики, только без огонька в глазах, и глаза эти смотрели на гостя холодно, равнодушно.

– Очень приятно, – сказала она.

– Ну, что же, садись, – сказал Шарль, открывая дверцу стенного шкафчика. – Выпьем с тобой перед завтраком по рюмочке перно. Садись, рассказывай.

Они выпили, и Лобришон уставился на товарища влажным, растроганным взглядом.

– Ты грустен, Анри, у тебя неприятности?

– Да, и гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить.

– Выпьем еще по одной, а потом ты расскажешь, чем я смогу быть тебе полезен.

Лора поднялась:

– Прошу извинить, но я оставлю вас ненадолго, господа.

Легкой походкой она вышла в боковую дверь.

– Как она похожа на «Сорванца», – сказал Бертон. – Ты помнишь Вики?

– Еще бы, – кивнул Шарль. – Мы все были влюблены в Полиссон...

Бертон прикрыл ладонью глаза.

...Черная машина доставила Вики в тюрьму Фрэн.

Дважды делались попытки вызволить «Сорванца», когда ее вывозили на допросы в гестапо. Это были хорошо продуманные и подготовленные операции, но обе окончились неудачей.

Вики допрашивали с двумя переводчиками – русским и французским. Пытались спекулировать на ее эмигрантском прошлом.

– Вы ввязались в опасное движение, рискуете жизнью, хотя могли бы жить, как принцесса, – уговаривал ее следователь. – Вы же знаете, что в Сопротивлении задают тон коммунисты, по вине которых вы лишились отечества...

Ничто не помогло. Вики твердила одно: «Я русская, жила всю жизнь во Франции и никогда не изменю ни своей родине – России, ни Франции, приютившей меня».

Следователь прозвал ее "Принцесса «Их вайе нихт» [я ничего не знаю (немецк.)]

Пошли в ход резиновые хлысты, веревки и ввинченные в потолок кольца, холодный карцер... Вики не выдала никого. И вскоре ее гордая, прекрасная голова скатилась под топором фашистского палача.

Французское правительство посмертно наградило Веру Александровну Шереметьеву орденом Почетного легиона и военным крестом с пальмами...

По другую сторону двери Лора примкнула ухом к замочной скважине. Разговор был хорошо слышен.

– Что за маскарад, Анри! – спросил Лобришон.

– Обстоятельства... – уклончиво ответил Бертон.

– Что нового в твоей лаборатории? Как подвигается работа?

– У меня нет теперь лаборатории. У меня нет работы. У меня нет своего имени. Я не могу появиться в своей квартире.

– Да, я читал в утренней газете – не твою ли лабораторию взорвали ультра?

– Ультра здесь ни при чем, старина, Можешь ты помочь мне, не спрашивая пока ни о чем? Мне нужен кров на несколько дней.

– Как ты можешь сомневаться, Анри! Мой дом – твой дом.

– Благодарю.

В этот момент дверь приоткрылась и женский голос позвал:

– Шарль, на минуту...

Лобришон вышел. Из-за двери до Бертона доносились приглушенные отголоски спора.

– Кто этот человек? – допытывалась Лора. – Только не ври, Шарль!

– Я уже сказал тебе, он мой старинный друг...

– Боже! Он то Зевс, то Лемуан, хотя это явно не его настоящая фамилия. У него взорвали лабораторию, за ним охотятся оасовцы или бог знает кто еще, и ты тащишь этого подозрительного субъекта в наш дом...

– Лора, детка, я должен помочь ему, иначе окажусь последним подлецом...

– Нет!

– Лора!

– Шарль!

– Я прошу тебя...

– Нет! Ты хочешь влипнуть в темную историю? Ты хочешь, чтобы нас пластикировали? Ты хочешь поставить на карту благополучие семьи?

– Лора!

– Нет, я не перенесу этого! Он войдет в наш дом только через мой труп! Ты знаешь, я жду ребенка...

Лора разрыдалась.

Шарль вернулся в кабинет красный, как вареный рак. Выпил подряд две рюмки перно и повалился в кресло.

– Черт побери!

...Над входом в лагерь Нейе Бремме красовалась издевательская надпись: «Каждому свое», хотя тут больше пристала бы вывеска над вратами дантовского ада: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Действительно, ни один заключенный до сих пор не выходил отсюда. Тюремщики злорадно предупреждали Бертона, что жизнь в Нейе Бремме будет хуже смерти.

В первый же день лагерной жизни Анри и Шарль увидели потрясающую сцену: два заключенных в полосатых куртках тянули какую-то шутовскую колесницу, декорированную пестрыми тряпками. Под балдахином в кресле сидел связанный человек, тощий до ужаса. А впереди шествовал оркестр, набранный из уголовников, в тех же куртках. Аккордеоны и скрипки негромко наигрывали фривольную песенку: «Приходи, мой друг, я жду тебя...»

Эсэсовцы надрывались со смеху, довольные своей выдумкой, хватались за животы.