Появилась женщина, державшая на руках двухлетнюю дочь.
— Господи, да когда же это прекратится? Оставьте нас в покое!
Сенько прошел по комнате, не снимая ботинок, сел на стул, оперся локтями о стол.
— Ольга Владимировна, ответ на этот вопрос вы уже слышали. Более чем обстоятельный и прямой. Я могу повторить его. Мы оставим вас в покое, как только вы продадите нам этот дом и участок. Документы и деньги у меня с собой. Вам достаточно поставить свои подписи в акте купли-продажи, получить сто пятьдесят тысяч рублей и уехать. И все прекратится.
— Но мы не собираемся продавать этот дом. Нам здесь нравится, места хорошие, воздух чистый. Дочери доктор как раз такие условия рекомендовал…
Медведев прервал жену:
— Иди, Оля, погуляй с Кариной во дворе, а я еще раз поговорю с этим «покупателем»!
— Только держи себя в руках.
— Конечно.
Женщина с ребенком вышли.
Медведев подошел к Сенько и проговорил:
— Послушай меня, парень, и запомни. Мы отсюда никуда не уедем, пока находимся в отпуске. Дом и участок продавать не будем. А если ты или вся твоя шайка сунется к нам еще раз, то предупреждаю, у меня «Сайга», всех инвалидами сделаю.
— Ой-ой-ой! Напугал. Но ты сказал, я тебя выслушал. Теперь твоя очередь. Знай, что это наш последний разговор. Ты сейчас берешь деньги и подписываешь акт. Иначе с тобой, с твоей женой и с дочерью в любой момент может случиться трагедия. Если выживешь сам, то до конца дней своих локти кусать будешь, что не послушал меня и не уберег семью.
Медведев пять лет отслужил прапорщиком в ВДВ, причем не на тыловой должности.
— Ты угрожаешь мне, урод? — вскипел он.
— Базар фильтруй, мужик.
— Ну все, ты достал меня, — заявил Медведев и пошел на бандита.
Тот спокойно, с ухмылкой, вытащил из кармана легкой куртки пистолет, снял его с предохранителя, передернул затвор, направил ствол в колено Медведева.
— Твоя «Сайга» далеко, пока, по крайней мере, я ее не вижу. А мой пистолет вот он, в руке. Сейчас я раздроблю тебе коленную чашечку, и ты станешь инвалидом. Но это еще не все. Потом я возьмусь за твою жену.
Медведев остановился, сжал кулаки. Идти на пистолет, который бандит, без сомнения, применит, было глупо.
— Так, да? Стволом прикрылся?
— А ты мне чем угрожал? Оглоблей или все же карабином?
— Ладно. Но сейчас я ничего подписывать не буду. И сто пятьдесят тысяч это не деньги. Привезешь полтора миллиона, черт с вами, продадим участок, другой купим, благо хороших мест в вашей области много. Да и в других тоже.
Сенько рассмеялся.
— Полтора миллиона за эту халупу и десять соток пустой земли?
— Не десять, а тридцать, и не халупа, а нормальный дом. Дешевле не продам. Ты посоветуйся со своим начальником. Впрочем, сотни две сброшу, если деньги будут завтра. Пока это все. Либо названная сумма и завтра, либо пошел ты на хрен.
Сенько поднялся, не убирая пистолета, и заявил:
— Напрасно ты так, Николай Александрович. Не знаешь, с кем связался. Но каждый человек волен распоряжаться своей судьбой так, как он хочет. Семью твою жалко. Молодая красивая жена, крошка дочка. В Москве работа, квартира. Дурак ты будешь, если всего лишишься из-за этого вот убожества. Но ты сказал, я услышал. Шефу слова твои глупые передам. Что дальше будет, не знаю, не хочется мне думать об этом. Хотя… черт его знает, может, шеф и согласится заплатить тебе полтора лимона. Бывай здоров, глава семейства.
— Век бы вас не видеть.
— Я тебя понимаю, но помочь, кроме совета, который уже дал, ничем не могу. Если что, пеняй на себя, — произнес Сенько, вышел из дома и прошел за брошенную школу так быстро, чтобы Медведев не успел достать «Сайгу» да сдуру открыть огонь.
Но бывший прапорщик устало сел на стул. Он думал не об оружии, а о бандитах, жене и дочери.
«Может, действительно продать этот дом? Бандюки не просто так наехали. Место тут слишком хорошее, чтобы не притянуть к себе новоявленных хозяев жизни. Они не отстанут. Вряд ли решатся на радикальные действия, но и спокойно отдыхать не дадут.
Ниже по реке есть две деревни. Да, там больше народу и хуже дороги, но может, это как раз то, что надо? Дома тысяч по пятьсот, деньги у нас есть.
Надо поговорить с Ольгой да завтра отдать дом этим уродам. Покой и безопасность стоят куда дороже».
Басалай почти одновременно с Сенько зашел во двор дома Егора Кузьмича Марина. Тот сидел на скамейке возле сарая. Оттого Басалай и не сразу заметил его.
Старик остановил незваного гостя:
— Эй, начальник, тебе чего?
Басалай резко обернулся.
— Фу, черт старый, Кузьмич! Чего на дворе сидишь? Прохладно тут.
— Тебя забыл спросить, где мне сидеть.
— Ладно. — Басалай подошел к старику и спросил: — Ну так что, Кузьмич, переселяешься?
Марин усмехнулся и ответил:
— Даже не мечтай. Тут мой дом, моя земля, частная собственность, так сказать. Под старость лет родное государство позволило хоть что-то поиметь.
— Да у тебя сортир полон и скоро завалится.
— И чего? До леса недалеко, а ночью можно и в поле. Мы привыкшие.