Аргонавты

Так думал Орфей, так представлялось ему. И хотя со звездами у него отнюдь не было таких близких, волнующих, испытанных постоянными переменами и возвратами, отношений, как с Луной, большой, близкой, влажной, как с этой тучной волшебной рыбкой в небесном море, он все же глубоко чтил их и был связан с ними всяческими поверьями. Долго глядеть на них и поддаваться их воздействию, являть их холодно-тихим взорам свой ум, свою теплоту, свой страх было для него часто как омовение и целебный напиток.

И сегодня тоже они глядели как всегда, только казались очень яркими и точными в тугом, прозрачном воздухе, но он не находил в себе спокойствия, чтобы отдаться им, его тянула из неведомых далей какая-то сила, наполнявшая болью каждую пору, высасывавшая глаза, действовавшая тихо и непрерывно, какой-то ток, какой-то предостерегающий трепет.

Рядом на корабле текла маленькая теплая жизнь, слышался то возглас, то смех, то храп, то зевок, все дышало запахом человека. И это еще больше углубляло наступившую ночь, еще дальше отгоняло звезды в непостижимую вышину.

В оцепенении, хотя у него рябило в глазах, стал Орфей, задрав голову, глядя полным ужаса и все-таки ненасытным взглядом в изменившееся, околдованное небо, не веря своим глазам и все же нисколько не сомневаясь в оправданности своего страха.

Как все, кому предстало это ночное зрелище, он думал, что видит, как шатаются, срываются с места и падают те самые звезды, что были так хорошо знакомы ему, и ожидал, что скоро увидит небесную твердь, если ее не поглотит земля, опустошенной и черной. Затем, правда, он понял, что не способны были понять другие,- что знакомые звезды были и тут, и там, и везде еще на месте, что звездопад неистовствовал не среди старых, знакомых звезд, а в пространстве между землей и небом и что эти падающие или кем-то брошенные, новые, так быстро появляющиеся и так быстро исчезавшие светила пылали огнем несколько иного цвета, чем старые, настоящие звезды. Это утешило его и помогло ему прийти в себя, но даже если в воздухе и вихрились новые, преходящие, другие звезды, все равно это было ужасно и скверно, все равно это была беда и неурядица, все равно это исторгало из пересохшего горла Орфея глубокие вздохи. Он огляделся, прислушался, чтобы узнать, одному ли ему предстала эта призрачная картина или ее видели и другие. Вскоре он услышал с разных сторон корабля стоны, крики ужаса, другие тоже видели это, кричали об этом и тревожили тех, кто ни о чем не подозревал или спал; страх и паника должны были вот-вот охватить всю команду.

Глубоко вздохнув, Орфей принял удар. Его в первую очередь касалась эта беда, его, пророка и певца, его, который в известной мере отвечал за порядок в небе и в воздухе. До сих пор он всегда заранее распознавал или чувствовал великие катастрофы - он предупреждал и предостерегал. Почему же он на этот раз ничего не знал наперед и не уладил? Почему никому не сказал ни слова о темном предостерегающем предчувствии, которое у него, конечно, было.

Он подошел к Ясону и сказал:

- Не смей никого выпускать с корабля.- Он помедлил, не зная, до какой степени ему быть откровенным, выдавать свои мысли, а потом твердо добавил: - Ни с кем ничего не случится.

Ясон сразу поверил ему, хотя душа и лицо его еще не оправились от испуга.

Что это такое? - спросил Ясон, снова устремив взгляд мимо него в небо.- Это очень плохо?

Это плохо,- сказал Орфей мягко,- думаю даже, что очень плохо. Но это никого не касается, кроме тебя, Ясон. Пускай все остаются на корабле, закрепи хорошенько веревки. Мне надо пойти поговорить с людьми.

Орфей сделал несколько вздохов, стал лицом к продолжавшемуся звездному ливню, затем опустил голову, еще раз тяжело вздохнул и быстро пошел через весь корабль вперед. С глухим ропотом, в оцепенелом от страха и полуподавленном порыве отчаяния были аргонавты. Еще бы! Беда - с неба! От самих богов! Одни неподвижно стояли, как зачарованные, другие размахивали непослушными руками, один из аргонавтов с пеной на губах отплясывал в одиночестве какой-то отчаянный и в то же время непристойный танец, целыми клочьями вырывая у себя длинные волосы.

Орфей видел: все шло полным ходом, одурманенные и ослепленные падающими звездами, они все уже почти помешались, вот-вот могла начаться оргия безумия, ярости и самоуничтожения. Надо было немедленно собрать и поддержать тех немногих, кто сохранял мужество и не терял головы.

Вокруг Ясона и Орфея образовалась группа испуганных, но не обезумевших людей, которые готовы были повиноваться тому, кто их возглавит.

«Нет, разумными доводами и речами, как это прежде случалось, ничего здесь добиться нельзя»,- подумал Орфей. К счастью, существовали и другие средства. Если невозможно было уничтожить смертельный страх, пронзив его разумом, то можно было этот страх направить, организовать, придать ему форму и облик, сделать из безнадежного столпотворения сумасшедших твердое единство, из неуправляемых диких голосов - хор. Орфей сразу же пустил в ход это средство, и оно сразу же помогло.