– Это смертное мое, – ткнула она в сундук пальцем, – платочек белый наденете мне, а орден и медали за войну так положите мне с собой. Не надо на подушках нести. Варерик своровать может и продать. Мне лучше положите. Чтобы Боженька знал, что я не просто так жизнь прожила, в грехе родила, с Гайдой не венчанная, гадала, привороты шептала. Завидовала. А чтобы Боженька знал, что я раненых выносила. Что лечила в санитарном поезде тех, кого уже никто не брался лечить. И запрещал главврач, а что было делать – даже бинтов не хватало, стирали холодной водой бинты… И сколько я хлопцев на ноги подняла! Сколько детей от них народилось потом! Понял меня, Мэхиль, брат моего мужа Гайды?
– Понял, Пацыка. Девочка где? Мать ее ко мне приезжала.
– Там, – Пацыка мотанула головой за горку. – Сонное дала ей выпить.
Цыганка оперлась о боковую стенку горки, та, тяжело скрипя по неровному полу, сдвинулась. Пацыка нащупала почти незаметный крюк и приоткрыла сливающуюся со стеной дверь.
Машка крепко спала на старом горбатом диване с маленьким овальным зеркалом на спинке и большими валиками по бокам. Она спала и видела во сне живую Лушку, Игната и Аргидаву. Пацыка подошла к девочке, укрыла съехавшим одеялом, бережно сняла очки с ее лица и положила на широкую спинку дивана. Мэхиль согласно кивнул, пригнувшись, вышел из каморки, Пацыка прикрыла дверь, задвинула горку на место и задернула занавеску.
– Ненастье идет… – глядя в окно то ли на лежащую внизу крепость, то ли далеко за реку своими выцветшими глазами, пробормотала Пацыка.
– Ненастье… – тихо откликнулся Мэхиль.
К Турецкому мосту на большой скорости подъехала машина. Группа людей решительно пошла в их сторону. Но спустя несколько секунд следом со стороны города к ним на бешеной скорости подъехал еще один автомобиль. Кто-то, не выходя из машины, что-то коротко сказал, люди бегом в панике вернулись в свою машину, и вскоре оба автомобиля ринулись куда-то по чьему-то приказу вон от Турецкого моста.
Пацыка облегченно вздохнула и победно хмыкнула:
– Плох! Сдыхает! Эх, Катерина, Катерина…
Мэхиль удивленно поднял голову:
– Кто?
– Мент сдыхает.
Мэхиль подумал, что старуха совсем помутилась разумом. И не стал переспрашивать.
– Чай будем пить! Пойдем к тебе, к Чарне, к Гобнэте, – приказала Пацыка. – Они не вернутся. А девочка будет спать.
Глава двадцать шестая
Расплата
Рядом с домом Корнеева стояла неотложка. Из-за двери спальни слышался жалобный утробный стон. В прихожую вышла заплаканная Катерина.
– Язва открылась. Вызвали консультантов из области. Говорят, надо оперировать, иначе летательный исход.
– Летальный… – автоматически поправил по преподавательской привычке Игнат.
– Чего?
– Летальный исход.
Из спальни вышла группа людей в белых халатах, а с ними какой-то незнакомый человек в хорошо сидящем на нем костюме. Он вежливо, но тоном, не предполагающим возражений, попросил:
– Покиньте прихожую. Зайдите в кухню и прикройте за собой дверь, пожалуйста.
– Тогда мы лучше уйдем. – Ася развернулась на каблучках и пошла к входной двери.
– Девушка. Зайдите. В кухню, – раздельно, тихо, но с угрозой велел незнакомец. – На две. Минуты.
– Ася, идем на кухню. Ты что, не понимаешь, – шепнул Игнат, – его сейчас будут или выводить, или выносить.
– А как же Маша?! У кого мы узнаем, где Маша?
Катерина заголосила и побежала вслед за носилками.
Корнеев полулежал в палате интенсивной терапии на высоких, привезенных из дому подушках, задыхался от кашля, держал рукой большой живот и требовал к себе Бустилата. Катерина, которая безвылазно уже сутки находилась в реанимации рядом с больным, звонила по телефону прямо из палаты, в панике разыскивала Варерика, чтобы тот нашел охранника. Сам Бустилат на звонки не откликался.
– Где Бустилат?! – время от времени спрашивал Корнеев.
– Лексейсаныч, – врала Катерина, – он приходил уже, а вы спали. Он подождал и ушел.
– Иди ищи его, кому сказал, – задыхался Корнеев, – иди, я сказал.
– Не могу я сейчас идти, Лексейсаныч, доктор не велели отлучаться…
– Иди, я сказааал!!! – изо всех сил сипло взвизгнул Корнеев и потерял сознание.
Когда он очнулся, увидел над собой озабоченные лица врачей и медсестер. За спиной одного из них стоял незнакомец, страшный, с ехидным злым лицом, перебитым кривым носом, с высоким конским хвостом из заплетенных в косы волос на затылке, одетый в странные нездешние одежды. Корнеев вытянул шею, пытался приподняться, чтобы получше рассмотреть, кто такой и как посмел явиться сюда, в его палату. Больного настойчиво уложили назад, поправив под плечами подушки. Его подключили к капельнице и всю грудь обвили датчиками. Незнакомец отошел в угол и оттуда смотрел насмешливо и зло, гримасничая, дразнясь и угрожающе потрясая рукой, сжатой в кулак.
– Кто это? – прохрипел Корнеев, с трудом подняв руку, указывая в угол. – Что за тварь? Выгнать отсюда немедленно!