Читаем Аргентинец полностью

Один из красных командиров поднял руку, будто хотел пригладить себе волосы, и вдруг быстро перекрестился. За ним все остальные.

<p>3</p>

«Агитаторы» опять не спали полночи: шептались, придумывая, как лучше переходить линию фронта. Саблин понимал, что это занятие бестолковое: следует добраться до Курска и там на месте все разузнать, — но он все равно спорил с Климом:

— Не будем брать проводника! Он нас заманит в ловушку и убьет. Или сдаст красным.

— Главное, достать карту, — настаивала Нина. — Если будет хорошая карта, мы и сами разберемся…

Саблин едва сдерживал себя:

— Если карту найдут, то сразу догадаются, что мы затеяли!

Софья Карловна ничего не предлагала, волновалась больше всех и пила захваченные из дома успокоительные капли.

Улеглись вконец растревоженные. Саблин прислушивался к стуку колес и без конца думал: «Удастся прорваться или нет?» Он закинул руки за голову: от подмышек давно не стиранной гимнастерки несло потом — запахом живого тела. Пока еще живого.

Колыхались занавески, тихо побрякивала эмалированная кружка, оставленная на столе.

Внезапный стук в дверь:

— Всем подняться! Проверка документов!

Варфоломей Иванович так резко вскочил, что ударился головой о багажную полку.

Графиня зажгла огарок, поставленный в консервную банку.

— Что там? — спросил Клим.

— Не знаю… Наверное, опять дезертиров ловят.

В соседних купе зашевелились. Проводник ходил по коридору:

— Товарищи, поторапливайтесь!

Саблин спустился вниз, сел рядом с Софьей Карловной. Она накрылась накинутой задом наперед шинелью: во время проверок ее всегда бил озноб.

Клим приоткрыл дверь и выглянул наружу:

— Да тут целый съезд солдатских депутатов! Варфоломей Иванович, давайте документы.

Саблин сунул ему истрепавшиеся бумаги. Дверь отъехала в сторону.

— Здесь у нас агитаторы, — сказал проводник, обращаясь к кому-то в коридоре.

За ним теснились красноармейцы, еще какие-то люди.

— Доброй ночи. Извините, что побеспокоили.

Клим зевнул в кулак:

— Ничего.

Проводник вновь оглянулся, солдаты расступились, и в купе вошел… Осип.

Он все понял. Саблин в оцепенении слушал глухие удары сердца: «Вот и приехали…» Но Осип смотрел не на него, а на Клима.

— Так-так… Что ж ты Нинку с собой взял? — насмешливо спросил он. — Не боишься, что ее тут пристрелят?

Клим молчал, прикусив губу. Осип выдернул у него из рук документы, достал карманный фонарь и внимательно просмотрел бумаги. Потом с усилием разорвал всю пачку — и пропуска, и аргентинский паспорт.

Лицо его исказилось от нервной гримасы. Он направил фонарь Климу в глаза.

— Мне как сказали, что ты в четвертом вагоне, я сразу сюда… Вот, думал, дружка своего встречу — вместе на фронт поедем. — Осип обернулся к красноармейцам: — Они к белым пробираются — семейно, так сказать. Вы, Варфоломей Иванович, тоже к Деникину собрались? Любочка не нужна оказалась?

Саблин дергал себя за ворот гимнастерки, будто тот душил его.

— Обыскать здесь всё! — приказал Осип солдатам. — Прощупайте одежду, драгоценные камни могут быть в карандашах, в свечках, в хлебе; монеты прячут в подметках или обтягивают тканью и пришивают вместо пуговиц. А ты на выход, — приказал он Климу.

Нина вцепилась в него:

— Нет! Пожалуйста… не надо!

Осип отшвырнул ее так, что она ударилась о стол.

— Господа, да вы с ума сошли! — ахнула Софья Карловна.

Клима выволокли наружу.

— Стойте! — закричал Саблин. Растолкав солдат, он рванулся следом в коридор, в громыхающий тамбур.

— Открой дверь, чтоб кровью тут не напачкать, — велел Осип насмерть перепуганному проводнику.

Распахнутая дверь клацнула об обшарпанную стену. Пахнуло холодным воздухом, громче застучали колеса. Над прыгающей кромкой леса зеленело предрассветное небо.

Клима поставили к двери. Осип сунул фонарь проводнику: «Будешь светить» — и вытащил из кобуры револьвер.

— Другов, не смейте! — заорал Саблин, схватив его за руку.

Грохнул выстрел, и Клим выпал из вагона. Из купе донесся отчаянный женский вой.

Осип не спеша застегнул кобуру и вдруг с силой ударил доктора кулаком в голову. Тот ничком повалился на заплеванный пол.

— Товарищ Другов, у них спирт в ящике! — закричали из купе.

Проводник, трепеща всем телом, заглядывал Осипу в глаза:

— Поверьте, я не знал, что они перебежчики!

— Смотреть надо было, — сквозь зубы проговорил Осип и пошел прочь.

<p>Глава 37</p><p>1</p>

Саблина, Нину и Софью Карловну высадили на безымянной станции и отвели на военно-контрольный пункт, помещавшийся в реквизированном элеваторе. Кругом валялось зерно, его втаптывали в грязь, лошади красных конников тянулись к нему губами. Вдали время от времени грохотали пушки.

Арестантов содержали в помещении конторы — всех вместе: и мужчин, и женщин. В дверях сидел конвоир, матрос в рваных брюках: вместо винтовки — топор, на бескозырке надпись, сделанная от руки: «Красный террор».

— Это что же, название корабля? — спросил Саблин.

— Это наша программа.

Графиня хлопотала вокруг помертвевшей Нины:

— Хотите, я воды для вас попрошу?

Нина не смотрела на нее. В лице ни кровинки, зрачки расширились до того, что глаза казались черными.

Перейти на страницу:

Все книги серии Грозовая эпоха

Белый Шанхай
Белый Шанхай

1922 год. Богатый полуколониальный Шанхай охвачен паникой: к гавани подошла военная эскадра – последний отряд разгромленной большевиками белой армии. Две тысячи русских просят разрешения сойти на берег.У Клима Рогова не осталось иного богатства, кроме остроумия и блестящего таланта к журналистике. Нина, жена, тайком сбегает от него в город. Ей требуется другой тип зубоскала: чтоб показывал клыки, а не смеялся – мужчина с арифмометром в голове и валютой под стельками ботинок.«Лукавая девочка, ты не знаешь Шанхая. Если Господь позволяет ему стоять, он должен извиниться за Содом и Гоморру. Здесь процветает дикий расизм, здесь самое выгодное дело – торговля опиумом, здесь большевики готовят новую пролетарскую революцию».

Эльвира Валерьевна Барякина

Исторические любовные романы / Проза / Историческая проза

Похожие книги