Аргентинец

— Тогда давайте перепишем вексель, — торопливо предложила Нина. — И в марте… нет, лучше в мае… я пришлю вам деньги. Мой друг помог мне получить казенный подряд, так что мы выкрутимся.

— Друг — это Матвей Львович?

Нина удивилась:

— Да. Откуда вы знаете?

— Слухами земля полнится.

— Значит, договорились? Я вернусь в Нижний Новгород, и мы все оформим. Только прямо сейчас я не могу ехать в город — у меня тут дела.

Она нетерпеливо постукивала кольцами об оконную раму.

— Договорились, — ответил Клим.

— Отлично! Ну тогда до свидания.

Нина выбежала в сени. Со двора доносилась пьяная песня:

Какай-та сила тайная
Меня туды влечет,
Какай-та там красавица
В том тереме живет.

Клим провел ладонями по лицу. Получи, авантюрист… Ты подходишь ей, как танго к балалайке. Она будет любезничать с тобой ровно до тех пор, пока ты не погасишь вексель: это все, что ее интересует.

Входная дверь скрипнула, и Нина вновь появилась на пороге:

— Может, вы погостите у нас? Когда вы еще попадете в наши края?

Не обольщайся. Ей просто страшно отпускать тебя назад к присяжным поверенным: они наверняка скажут, что ты сошел с ума, давая ей отсрочку.

Глава 8

1

Клим прогуливал дела, как двоечник уроки. Он сделал из камешков болеадорас[14] и учил Елену с Жорой метательному искусству гаучо, бесстрашных аргентинских скотоводов. Нина смотрела на брата, улыбаясь:

— Только не перебейте друг друга.

Ездили на завод, на поля, плавали на лодке по заросшим кувшинками заводями. Черные топляки выглядывали из воды как доисторические звери; сутулая цапля стояла на отмели, и ее отражение расслаивалось зигзагами.

Взбирались на кручи, перепрыгивали с камня на камень, а потом неслись вниз и падали в мелкий речной песок. Жора и Елена возводили крепости, Нина плела венки из рябины, Клим обводил травинкой след от ее руки.

«Мне нет дела до твоего покойного графа, о котором ты то и дело вспоминаешь. И даже председатель Продовольственного комитета меня не смущает. Просто будь рядом».

Клима восхищало в Нине сочетание тонкой женственности, силы воли и деловитости. Девочка-филигрань, кружево из металла. Он сам ничего не понимал в сельском хозяйстве, а уж тем более в шлихтовальных машинах и варочных котлах, и не переставал удивляться тому, как Нина со знанием дела разговаривает с мастерами в цехах или спорит с поставщиками о составе пропитки.

К негодованию дяди Гриши, она всюду совала нос.

— Что ты за мной подсматриваешь? — сердился он.

— Я у тебя учусь.

Ей хотелось развиваться, умнеть и расти над собой — ничего общего с ковалихинскими девицами, мечтающими о богатом женихе только для того, чтобы не работать, или с дамами, изливающими непонятые души в халтурных стихах и картинах.

Нина утверждала, что занимается заводом ради денег, но Клим сомневался в этом: она была слишком азартной и честолюбивой. Ей хотелось «доказать им всем», а в первую очередь себе, что она многого стоит. Такие беспокойные люди не способны достичь божественной нирваны: они все время будут находить себе занятие и упорно карабкаться наверх.

Как-то раз, поджидая Нину у конторы, Клим залюбовался на белок — молодых, бойких, рыжеухих: они носились друг за другом по огромной сосне; древесная труха сыпалась из-под быстрых лапок.

Нина была из этой беличьей породы: она жила, распушив хвост, прыгая очертя голову. Она рисковала чаще, падала больнее, но от нее невозможно было отвести взгляд.

Иногда они устраивали грибные набеги, шли по неведомым тропам, темным, как тоннели. Земля после ночного дождя слегка пружинила под ногами. Запахи прели, грибов, близкой реки — так надышишься, что кончик носа холодеет.

Впереди всегда Жора с Еленой, следом Нина — в фетровой шляпе и охотничьей куртке. В косе — запутавшаяся ольховая шишечка. Нагнать, схватить за плечи, развернуть к себе и поцеловать…

Нина оглядывалась на Клима:

— Я специально для вас подосиновик на обочине оставила — вы что же, не заметили его?

Какое там!.. Она смеялась:

— Тоже мне грибник!

Нина всегда набирала полную корзину, а Жора с Еленой больше дурака валяли: завидев сыроежку с обломанным краем, они вопили «Мое!», спорили из-за нее и покатывались со смеху.

Обедали, сидя на поваленных деревьях, хлебом и ледяным молоком из фляжки. Один раз видели лису. Жора погнался за ней и свалился в ручей.

— Поделом, — сказала Нина, помогая ему снять мокрый свитер. — Лис нельзя обижать.

— Эх, мне бы ружье! — стучал зубами Жора.

Нина отдала ему куртку. Она ухаживала за братом, давала ему съесть с ладони запоздалую малинку. Если она любила кого-то, то не скрывала этого.

Возвращались во временно оживший барский дом — измученные не столько ходьбой, сколько терпкостью воздуха и красотой навалившейся осени. Сидели все вместе на залитой солнцем веранде. Нина и Елена чистили грибы — у обеих черные пальцы от грибного сока; Жоре велели нанизывать боровики на тонкие прутики. Климу как гостю поручили занимать другого гостя — Григория Платоновича, который прятался у них от строгой Варвары.