Арфа королей

Надеюсь, они перейдут к той части, которую не терпится услышать нам с Дау: оценят наше поведение и вынесут вердикт. Арку наверняка не станет томить нас до возвращения на Лебяжий остров и объявит о своем решении раньше. Или все же нет? Может, ему надо посоветоваться с другими наставниками? Или старейшинами. Если так, то ждать нам, возможно, придется очень долго.

– Уже поздно, – говорит он, встает и протягивает руки к огню, – мы все устали. Завтра отдыхаем. К нашему разговору вернемся вечером. А теперь всем доброй ночи.

Мы в ответ тоже бормочем пожелания спокойной ночи и идем спать – я на лежанке в углу кухни, мужчины в общей комнате в противоположной части дома. Интересно, сколько воинов с Лебяжьего острова останавливалось здесь, отправляясь выполнять различные миссии? Наши хозяева, верно, слышали великое множество историй, которыми ни с кем нельзя делиться. Я ложусь в постель, размышляя о том, каким долгим будет завтрашний день.

Если Арку не даст оценки нашим действиям до того, как продолжить путь, я взбешусь. Это настолько занимает меня, что я почти не думаю о Брокке. Но перед тем как на рассвете я все же засыпаю, в окно сочится слабый, ясный лунный свет, и мои мысли вновь возвращаются к брату. «Надеюсь, ты счастлив, – думаю я. – Надеюсь, ты сделал правильный выбор. Надеюсь, однажды мы с тобой еще споем».

Приходит новый день. Лодыжка уже не так болит. Раны, полученные в сражении с Вороньим племенем, не такие глубокие по сравнению с теми, что я видела у лошадей. Думаю, они затянутся. Маэн смазывает их и накладывает чистую повязку на рану на плече, стесняющую движения.

После завтрака я помогаю молодому хозяину дома копать дренажную канаву. Колю дрова. Стираю и отжимаю одежду, вешаю ее сушиться на солнце. Устраиваю себе долгую прогулку по полям. Захожу на конюшню. Там суетится пожилой, крепко сбитый человек. Мы болтаем о пустяках. Я не спрашиваю его, был ли он когда-нибудь воином с Лебяжьего острова, хотя у него на лице любопытная татуировка, напоминающая орла. Он желает мне счастливого пути, я благодарю его за то, что уделил нам время и хорошо позаботился о лошадях.

За обедом мы с Дау молчим. Арку предлагает нам отдохнуть. Мы бормочем что-то в ответ. После обеда я опять иду гулять, иду вдоль ручья без всякой цели, просто чтобы поменьше думать. Как нам и было велено, пределов хутора не покидаю – они недвусмысленно помечены известняковыми глыбами. Подоткнув юбку, пытаюсь немного походить на руках, чтобы убедиться, что еще не разучилась.

Я сажусь под красивой ивой на краю надела и смотрю на бегущий ручей, на водную рябь, водовороты и изредка неподвижную гладь. Мимо проплывают утки, в воздухе носятся насекомые, стремительно шныряют рыбки, опасаясь ныряющих птиц. Меня пробирает дрожь. Я думаю о Брокке за непреодолимой стеной, о том, ждет ли Эрнья, что он изо дня в день будет сражаться с теми тварями. То, что он тогда сделал, уму непостижимо. Понимает ли королева, чего ему это стоило? Понимает ли она, что человек не может снова и снова так расточать свои силы, иначе от него останется лишь тень? Любит ли она его настолько, чтобы уберечь от такого? Или будет защищать свой народ, во что бы то ни стало?

Рядом кто-то вежливо кашляет, и я вздрагиваю от неожиданности.

– Черт! Никогда так не подкрадывайся!

– Ты расслабилась. Не теряй бдительности.

– Ну, спасибо. Это как раз то, что мне хотелось слышать.

Молчание. Он отворачивается и бросает:

– Я тогда пойду.

– Дау! Останься, пожалуйста. Мне нужна компания.

Он подходит, садится рядом, выпрямляет спину и сгибает колени. Наверное, демонстрирует идеальную бдительность. Мы смотрим на воду в ручье. Над нами бегут облака. Мои мысли вновь возвращаются к Брокку, и в этот момент случившееся воспринимается ударом под дых. Брат ушел и не вернется. Он сделал свой выбор и распрощался со мной, с нашими родителями и Гэленом. Предпочел тот, другой мир, и я никогда больше не услышу его голоса.

– Поплачь, если хочешь, – тихо говорит Дау.

Я уже плачу. Слезы текут, и я не могу их сдержать. Я рыдаю как ребенок, вспоминая лучшие дни, когда мы с Брокком защищали друг друга, когда вместе пели, играли и сочиняли стихи, учились сражаться. Я закрываю лицо руками. Проклятье! Я что, правда, ребенок?

Когда худшее позади, Дау вкладывает мне в ладонь чистый носовой платок. Как это он умудряется постоянно носить их при себе? Я вытираю лицо. Не хочу, чтобы Дау что-то говорил. Ему не понять. Он ненавидит своих братьев.

– Тебе, наверное, сейчас тяжело, – говорит он, – я знаю, как вы были близки.

– Не хочу об этом говорить, – бормочу я.

Достаточно того, что мне придется сообщать семье.

– Пари? – спрашивает Дау, все так же глядя на воду.

– В смысле?

– Вечером Арку нам кое-что скажет, так? Скажет, останемся мы или нет. Давай поспорим, останемся мы оба, останется кто-то один или же и тебя, и меня отправят домой.

Резкая смена темы прекрасна, как холодная вода после тяжелого боя на палицах.

– У меня туго с деньгами, – отвечаю я.

– Ставка не важна. Один медячок? Я ставлю на то, что тебя он оставит, а меня прогонит.