Арестант

В криминальной среде, да и среди обывателей, ходили слухи о законспирированной организации то ли ментов, то ли комитетчиков, объединившихся для борьбы с бесконтрольно растущей преступностью. Упоминались названия «Белая стрела» или «Белый орел». Вконец отмороженные якобы менты взялись бороться внесудебными методами, самостоятельно, вынося приговоры и тут же их приводя в исполнение. Братву такие слухи пугали, обывателя приводили в восторг. Николай Наумов знал, что разговоры о существовании «Белой стрелы» совершенно беспочвенны. Бесспорно, каждый удельный князек на земле Российской стремился иметь лично преданный аппарат МВД. Опричников. Готовых хватать, сажать, карать, а при надобности — воздействовать физически. Вот только все эти мэры, губернаторы, префекты и прочие преследовали совершенно конкретные цели, направленные на усиление личной власти, влияния, благополучия. Банды держиморд в милицейских или прокурорских мундирах не имели ничего общего с мифической «Белой стрелой». Робин Гуд давно уже отнес в ломбард свой лук и стрелы, напился эля и крепко дрых под сенью дуба. Под соседней елью храпел Илья Муромец. Рядом с мощной его десницей лежала пустая бутылка из-под русского народного напитка — спирта «Рояль». Добрыня с Поповичем после службы бежали халтурить в кабака и казино — охраняли культурный досуг новорусской нечисти.

…Какая, к черту, «Белая стрела»?

— Какая, к черту, «белая стрела», Палыч? — сказал Наумов. — Это детский разговор.

Антибиотик и сам не шибко верил в нелегальную ментовскую организацию. Он прекрасно представлял себе степень коррумпированности и разложения системы МВД. Сам же и прикладывал к этому усилия, прикармливал не только участковых, но и полковников из Управления. Не все, но многие на контакт шли.

— Может, и не «стрела»… Но враги козни строят, яд подсыпают.

— Кто? Не тяни кота за хвост, говори толком.

— Главный мой недруг — Никита-Директор. Землю роет. Не успокоится гаденыш никак. И подходов к нему нет никаких.

— Относительно Кудасова я в курсе. Мужик он, по общему мнению, серьезный… Можно сказать — идейный. Принципиальный. Квалифицированный, — Наумов закурил, посмотрел на Антибиотика с прищуром. — А вы что же, хотели, Палыч? Выходите из тюрьмы и — пошло, поехало?… За один день, можно сказать, целое кладбище. Разумеется, РУОП реагирует нервно. Кудасов землю роет? Правильно! Он и будет рыть.

— Вот и я про то же…

— Ну, а я-то чем могу помочь?

Антибиотик молчал. Потрескивали дрова в камине. Стояла посреди столика проклятая «Хванчкара». Почему-то именно в бутылке еще недавно любимого вина материализовалась для Палыча смертельная опасность. Валялось на ковролине мертвое тело блудницы-массажистки с бесстыдно раздвинутыми ногами. Чернело пятно разлитого вина.

— Ну, от меня-то что надобно?

— Убрать Никиту-Директора. С врагами внутренними я сам разберусь. А вот Никитка…

— Э-э, Палыч… я не министр МВД. Увольнять офицеров РУОПа не в моей власти. Я в банке служу. По финансовой, так сказать, части… Извините.

— Вы многое можете, Николай Иванович. Наумов усмехнулся, встал и подошел к камину. Взял из корзинки аккуратное ясеневое полешко — подложил в подкопченную пасть. Взметнулись искры. Пламя лизнуло желтоватую древесину.

— Вот что я на это отвечу, — сказал он, вернувшись в кресло. — Я вообще ничего не хочу, да и не должен знать о твоих трениях с каким-то подполковником. Ты в последнее время наделал тьму ошибок. У коммунистов в былые времена была присказка: это хуже чем преступление — это ошибка… Говорят, Берия ввел в оборот. Так вот, Палыч, ты громоздишь одну глупость на другую…

— Я, Николай Иванович…

— Помолчи! — резко оборвал Антибиотика Наумов. — Помолчи и выслушай. Ты наделал ошибок. А теперь приходишь ко мне и ноешь: ах, меня хотели убить! Ах, мне жизни нет от этого Кудасова. Наделал — исправляй. Как ты разберешься со своими проблемами — твой вопрос. И твой последний шанс. Срок — месяц.

Антибиотик понял: это действительно последний шанс. Наумов не бросается словами. Палыч медленно поднялся из кресла.

— Решай, Палыч, решай, — сказал Николай Иванович. — Либо ты найдешь с этим подполковником общий язык. Либо… (Наумов остро посмотрел на Антибиотика) переводи его на другое место службы.

Смысл последней фразы дошел до Виктора Палыча Говорова только спустя несколько минут, когда он уже сидел в салоне своей «Волги». И стало ему разом зябко и неуютно.

На уже почти вышедшем из употребления старом воровском жаргоне слова Наумова означали разрешение на мокрый гранд. В переводе на нормальный русский язык — убийство.

Негромко бормотал двигатель «Волги». Пожилой благообразный старичок поглаживал сухими пальцами переплет Библии.