Арес

– А наказание? – поинтересовался Виктор. Несмотря на плохое самочувствие, главный вопрос все-таки беспокоил его. – С ним как? Перенесли, что ли?

– Нет, не перенесли, – покачал головой менестрель.

– Отменили?

– Да. Барон даже сказал, что такие лесорубы, как ты, ему не нужны. Тебе нужно быть либо покойником, либо воином.

Когда до Виктора дошел смысл этой фразы, он слабо улыбнулся. Неужели ему удалось? Неужели все это было не напрасно? И он страдал не зря, а сумел превозмочь тяготы, выпавшие на его долю?

– Получается, что господин барон согласился взять меня в дружину?! – Виктор попробовал приподняться, но резкая боль в животе заставила его передумать.

– Лежи, лежи… – Нартел успокаивающе вытянул вперед руки. – Лекарь сказал, что тебе нельзя шевелиться.

– Меня осматривал лекарь? – Антипов даже удивился такой чести. Или ему уже положено, если он воин?

– Барон приказал. Всем было любопытно, что с тобой станет. Лекарь влил в тебя какую-то гадость и сказал, что это снимет боль…

– Как влил? Я же был без сознания. – Виктору все же удалось нахмурить брови.

– Через специальную трубку. Изогнутую такую… – Нартел принялся подозрительно словоохотливо отвечать на этот второстепенный вопрос. – К ней крепится воронка. Он вставил трубку в горло через рот и влил довольно много…

Антипов попытался сосредоточиться и понял, что так и не узнал, зачислен он в дружину или нет.

– Господин барон согласился на то, чтобы я был воином? – повторил он.

Нартел помялся, посмотрел в один угол дома, потом в другой и неохотно ответил:

– Нет, Ролт, не согласился.

– Тогда как… я не понимаю… Он сказал, что я либо покойник, либо воин…

Нартел и Кушарь одновременно опустили головы. Антипов слегка нахмурился и… понял.

Жизнь, как правило, состоит из ясных для каждого этапов: молодость, зрелость, старость и смерть. К этому все настолько привыкли, что стараются не думать о подобном, потому что такие мысли неизменно портят настроение. В самом деле: к чему молодому, здоровому мужчине размышлять о том, что настанет день, когда его немощное тело уже будет не в состоянии служить как положено? Исчезнет привычная скорость ходьбы и движений, появится сутулость, незнакомые женщины начнут уступать места и никогда уже не посмотрят на него так, как смотрели раньше. Но даже в этом печальном состоянии человек все равно точно не знает, когда придет его час. И здесь проявляется великая милость природы – незнание даты смерти. Что может быть лучше для иллюзий, которые сопровождают людей на протяжении всей жизни?

Виктор неожиданно для себя оказался исключением из этого правила. Он внезапно лишился всех иллюзий. Словно обухом по голове ударило. Все его планы, маленькие радости, большие огорчения, мысли, умные и не очень, мгновенно утратили свое значение. То значение, над которым он трясся, ради которого трудился и даже жил. Все это молнией пронеслось в его голове, несмотря даже на туман в ней. Впрочем, известия туман рассеяли. Что ему теперь? Для чего все это было? Зачем он сражался и проигрывал, улыбался и печалился? Чтобы умереть вот так, в маленький хижине лесоруба? В чужом замке, в окружении почти чужих людей?

Однако Антипов с честью принял удар. Похоже, такого рода поведение вошло у него в привычку. Он просто немного побледнел и спокойно спросил:

– Сколько мне осталось?

– До заката, – ответил менестрель, по-прежнему пряча глаза. – Лекарь сказал, что у тебя несколько переломов, но это пустяки по сравнению с остальным. Твои внутренности разорваны, Ролт. От ударов тренировочным мечом. Тут даже маг уже не поможет. Ну наши точно не помогут. Слишком тонкая работа для них.

Повисла пауза. Виктор обдумывал ситуацию, а Кушарь с Нартелом смотрели на него с горечью в глазах.

«Странно ощущаю себя для умирающего, – думал Антипов. – Ничего вроде бы особенно не болит, наверное, из-за лекарства. Голова соображает. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Лучше было бы находиться в забытьи до конца. Однако если соображаю, то придется этим воспользоваться. Нужно…»

– Так скажи, Ролт, а где ты научился играть на варсете? – прервал менестрель размышления.

«А вот и причина, по которой Нартел объявился. А я-то гадал, что он тут делает. Любопытно ему, выходит».

Виктор бы с удовольствием рассказал менестрелю правду – какая уже разница? Но правда потребовала бы времени, да еще сколько! Это же целая история, и Нартел не отстанет, пока не разузнает все. А если Антипову осталось жить совсем немного, то глупо тратить это время на удовлетворение чужого любопытства. Пока он еще соображает, лучше подумать, что и как. Кто знает, может быть, найдется выход?

– Я не могу сказать, господин менестрель. Простите.

Нартел скорчил гримасу. Видимо, он рассчитывал на другой ответ. Но потом, рассудив, что умирающего неприлично допрашивать, произнес:

– Хорошо, Ролт. Прощай. К сожалению, тебе я ничем уже помочь не могу.

– Прощайте, господин менестрель.

Тот пожал плечами и удалился с выражением разочарования на лице. Но тут Виктор не видел своей вины. О себе ведь хотя бы перед смертью можно подумать?