Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!

Кто-то кашлянул. Я оглянулся: в дверях стоял Риген. На сей раз не ярко-голубой скелет и не двуглавое чудище. Обыкновенный Риген.

Он сказал:

— Только что пришел ответ на вашу радиограмму.

Пересек кабинет и бросил листок мне на стол. Я прочитал текст… «Согласны. С 19 августа», — значилось там. Мелькнувшая было у меня безрассудная надежда, что мою отставку не приняли, исчезла, провалилась в тартарары, к птицам-големам. По своей лаконичности ответ был под стать моей радиограмме.

19 августа — следующий приход «Ковчега». Начальство не теряет зря времени, ни моего, ни своего, — это уж точно. Четыре дня.

— Я думал, вы хотите узнать поскорее, Фил, — сказал Риген.

— Ясно, — ответил я и бросил на него убийственный взгляд. — Спасибо.

С примесью злорадства — может, и немалой — я подумал: «Ладно-ладно, соколик, должность-то тебе не достанется, иначе это оговорили бы в радиограмме; моего преемника доставит сюда „Ковчег“ следующим рейсом».

Но вслух этого не произнес, условности чересчур связывали меня.

Я сказал:

— Мисс Олльте, разрешите вам представить…

Они переглянулись и захохотали, и тут я вспомнил. Конечно, Риген и Нувелина вместе учились у меня в группе астроботаников, так же как брат-близнец Нувелины Увибод. Но только, разумеется, никто не величал рыжих близнецов Нувелиной и Увибодом. Все знакомые называли их Нув и Ув.

— Я встречал Нув, когда она сходила с «Ковчега», — заметил Риген. — Объяснил ей, как пройти в ваш кабинет, раз уж вы не присутствовали на торжественной встрече.

— Спасибо, — сказал я. — А арматурные стержни прибыли?

— Наверное. Там сгрузили какие-то контейнеры. Торопились в обратный рейс. Уже стартовали.

Я что-то промычал.

— Ну, займусь грузом, — сказал Риген. — Я ведь только хотел вручить вам радиограмму: думал, добрую весть стоит сообщить пораньше.

Он ушел, а я злобно посмотрел ему вслед. Ах он паршивец! Ах он…

— Мне сразу приступать к работе, мистер Рэнд? — спросила Нувелина.

Я изо всех сил постарался выдавить на своем лице подобие улыбки.

— Конечно, нет, — ответил я. — Сначала надо освоиться на новом месте. Осмотреть пейзажи, акклиматизироваться. А хотите, пройдемся до поселка, там можно выпить.

— Конечно, хочу.

Мы неспешно двинулись по тропе к горстке домов; все дома были на одно лицо — маленькие, одноэтажные и квадратные.

— Здесь… здесь славно, — сказала она. — Как будто по воздуху шагаешь, до того я легонькая. Какое тут тяготение?

— Ноль семьдесят четыре земного, — ответил я. — Если на Земле вы весите… ну, допустим, сто двадцать фунтов, то здесь — всего восемьдесят девять. И на вас это прекрасно действует.

Она рассмеялась.

— Спасибо, учитель… Ах да, вы мне теперь не учитель. Вы мой начальник, и вас надо величать мистер Рэнд.

— Если вы не хотите называть меня просто Фил.

— Ладно, только и вы называйте меня Нув; терпеть не могу имени Нувелина, а Ув еще сильнее ненавидит имя Увибод.

— Как поживает Ув?

— Прекрасно. Преподает в Политехническом, но не очень доволен работой. — Она вгляделась в лежащий впереди поселок. — Почему выстроили так много маленьких домиков, а не три-четыре больших дома?

— Потому что на Планетате любое здание держится в среднем не дольше трех недель. И никак не угадаешь заранее, когда именно дом рухнет, а ведь внутри могут быть люди. Это у нас самая сложная проблема. Остается только строить маленькие, легкие дома на крепчайших фундаментах. Пока при разрушении дома никто еще серьезно не пострадал, именно поэтому, но… Чувствуете?

— Вибрацию? Что это было, землетрясение?

— Нет, — сказал я. — Полет птиц.

— Что?

У нее было такое выражение лица, что я расхохотался.

— Планетат — безумная планета, — пояснил я. — Минуту назад вам казалось, будто вы шагаете по воздуху. Так вот, в некотором роде именно так оно и было. Планетат — одно из считанных небесных тел, состоящих как из обычной, так и из тяжелой материи. У тяжелой материи молекулярная структура сплющенная; подобные вещества до того тяжелы, что вы бы не подняли и камешка. Из такого вещества состоит ядро Планетата; вот почему на этой крохотной планетке с поверхностью, примерно вдвое превышающей остров Манхэттен, тяготение составляет ноль семьдесят четыре земного. В ядре есть жизнь — животная, но не разумная. Есть птицы, и по молекулярной структуре их тела сходны с ядром планеты — такие плотные, что обычная материя для них разрежена, как для нас воздух. Они буквально летают в обычной материи, как на Земле птицы летают в воздухе. С их точки зрения, мы ходим по атмосфере Планетата.

— И от их подземного полета рушатся дома?

— Да, и хуже того: птицы пролетают сквозь фундаменты, из чего бы мы их ни делали. Любой материал, с каким мы умеем обращаться, для здешних птиц — все равно что газ. Они летают в чугуне и стали так же легко, как в песке и глине. Только что привезли особо крепкий строительный материал — особый стальной сплав, тот самый, о котором я справлялся у Ригена, — но я не очень-то надеюсь, что от него будет толк.