Ардагаст и его враги

   Привычно сосредоточившись, Мгер ступал по разноцветному мозаичному ковру. Семь врат на пути к небесному царству. Одни проходят их, чтобы очистить душу и обогатить ее силами светил для борьбы за правду. Другие - чтобы бежать из мерзкого, неправедного мира. Третьи - чтобы разжиться магическими силами ради власти над этим самым миром, презренным и проклятым. Что ж, в конце концов каждый расстанется навсегда с земным телом и попадет на Белый остров, в рай или преисподнюю. Смотря по тому, на что похожим делал он этот мир, в котором родился.

   Вот и каменный алтарь с неугасающим огнем. Рядом - мраморная чаша-купель и небольшой столик с хлебом и вином. Мгер прочитал молитву, откусил половину хлебца, другую бросил в пламя алтаря. Отпил вина из серебряной чаши, остальное плеснул туда же. Михру этого достаточно, чтобы узнать своего верного воина. Потом князь налил в чашу воды, простер над ней руки. В воде проступило обрамленное седыми волосами лицо мудреца из Тианы. Сквозь окружавший его полумрак едва проступала стена серого камня, освещенная глиняным светильником.

  -- Да светит тебе Солнце, учитель Аполлоний! Не в темнице ли ты?

  -- Да светит оно всем людям! Я пока еще там, куда не доберутся ищейки кесаря. В пещере возле Эфеса. Говорят, здесь можно заснуть и проснуться лет через сто-двести, когда уже не будет Лысого Нерона.

  -- Если все мы так сделаем, то проснемся при Нероне Пятом, в Империи Ахримана, - усмехнулся Мгер. - Вай, какую только мерзость затеяли рабы Тьмы!

   И маг рассказал Аполлонию услышанное от Иосифа. Лицо главы Братства помрачнело.

  -- Это еще большая мерзость, чем вы думаете. Ведь Эльбрус - древний вулкан, а этот Скованный - его дух и хозяин. Вместе с ним освободятся страшные силы. Сам Тартар ринется на землю! А там этих скованных... - Аполлоний стиснул виски. - Безумцы! Мнят себя мудрейшими, а поступают, будто воры, поджигающие город, чтобы пограбить под шумок. Им мало того, чем они разжились из преисподней, когда пробудился Везувий. Теперь тремя городами может не обойтись. А если они раскуют еще и Трехглавого...

  -- На вершине Эльбруса - обитель богов и гнездо Симурга. Они смогут защитить гору, - заметил Мгер.

  -- Да, если будут там. А на гору придут, похоже, не только одураченный сваны. Не зря же этот демон Валента появился в Каджети. Боюсь, вы с Иосифом можете не справиться.

  -- К Вратам Аланов ведет сарматское войско Ардагаст. Может быть, он еще успеет к Эльбрусу с дружиной и волхвами. Мы полетим к нему на грифоне. К тому же он хорошо умеет ладить с другими племенами.

  -- Да, важно, чтобы между сванами и сарматами не появилась новая кровь. Ее на Кавказе и так слишком много. Лети, Мгер, и да поможет вам Солнце!

   Лицо Аполлония исчезло. Князь вылил воду, наполнил чашу вином и, порезав себе руку, добавил туда собственной крови. Потом, выплеснув вино в огонь, воздел руки и заговорил:

  -- Мгер Младший, избранник Михра! Услышь меня, Мгера Арцруни, твоего родича и воина Солнца!

   Пламя взметнулось над алтарем, разрослось, скрывая статую бога. Вместо нее в огне показался берег обширного озера. Угрюмые, бесплодные скалы обрывались к воде. На одной из них вздымались каменные башни Тушпы - древней столицы урартов. Недалеко от крепости в скале была высечена ниша, похожая на дверь. Внутри ее покрывали письмена-клинья. Большой старый ворон восседал в нише и недоверчиво пощелкивал клювом.

  -- Отворитесь, врата Халди, владыки неба, построенные царем Ишпуини! Откройся, Скала Ворона! Услышь меня, Мгер!

   Задняя стена ниши отодвинулась вовнутрь, открывая пещеру с высоким сводом, под которым медленно вращалось светящееся колесо. Привалившись спиной к стене пещеры, под колесом сидел воин могучего сложения, в островерхом ассирийском шлеме и бронзовом панцире. На коленях его лежал меч со знаками Молнии на клинке. Рядом стоял, опустив голову. громадный, но стройный, под стать хозяину, красный конь. Спал воин или был погребен в пещере многие века назад? Но вот глаза его медленно открылись, зашевелилась широкая борода, и раздался глуховатый голос:

  -- Здравствуй, Мгер-оружейник, единственный из моих родичей, с кем я рад поговорить. Как только они не покончили с тобой, князем, не имеющим рабов. Ты все еще один такой?

  -- Я - первый такой. А тронуть меня им не дает народ. Он меня уважает как раз за то, что я - оружейник и сын крестьянки.

  -- Народ - это те, кто охотно терпит свое рабство, а еще охотнее - чужое. Кто пресмыкается перед всяким ублюдком, дорвавшимся до трона, плачется на судьбу и все ждет бога или хоть божьего избранника, который принесет им свободу. Да и того они легко предадут при первой неудаче или опозорят после смерти.

   В голосе воина не было презрения - лишь горечь. Глаза его блеснули гневом, рука сжала меч, но не сдвинулась.

  -- Я испепелил бы всех господ, всех трусливых и подлых рабов, но много ли тогда останется людей в этом мире?

  -- Вот поэтому боги и заточили тебя сюда. Когда ты мстил за смерть отца, то обезлюдил целый город. Не пожалел и последней старухи.