«Так вот. Никитский, — рассказывал Полевой, — служил там же, на линкоре, мичманом. Негодяй был, конечно, первой статьи, но это к делу не относится. Перед тем как тому взрыву произойти… минуты так за три, Никитский застрелил одного офицера. Я один это видел. Больше никто. Офицер этот только к нам прибыл, я и фамилии его не знаю… Я как раз находился возле его каюты. Зачем находился, про это долго рассказывать — у меня с Никитским свои счеты были. Стою, значит, возле каюты, слышу — спорят. Никитский того офицера Владимиром называет… Вдруг бац — выстрел!.. Я — в каюту. Офицер на полу лежит, а Никитский кортик этот самый из чемодана вытаскивает. Увидел меня — выстрелил… Мимо. Он — за кортик. Сцепились мы. Вдруг — трах! — взрыв, за ним другой, и пошло… Очнулся я на палубе. Кругом — дымище, грохот, все рушится, а в руках держу кортик. Ножны, значит, у Никитского остались. И сам он пропал».
История кортика сама по себе могла увлечь любое воображение. Но она волновала меня не сама по себе. Что же все-таки произошло на «Марии»? Об этом повесть молчала.
Не хотелось примириться с мыслью, что тайна корабля навсегда ушла вместе с ним под воду. Ведь люди раскапывали истории и подревнее. Многие годы, скажем, бельгийский профессиональный водолаз Роберт Стени собирал данные о кораблекрушениях и выискивал в архивах Европы сведения из самых противоречивых отчетов о Великой Армаде, мечтая найти ее корабли. Ему удалось установить, что в 1588 году трехмачтовая галера из Великой Армады «Гирона» разбилась о скалы и затонула в маленькой бухте возле Гианте Козуэй, называемой и сегодня Портом испанцев. И через четыре столетия Стени нашел останки галеры: бронзовые пушки, золотые цепи и слитки, украшения, утварь, реалы, эскудо, дукаты, медные пряжки. Даже крест рыцаря Мальтийского ордена, возможно принадлежавший капитану «Гироны» Фабрицио Спиноле, который был членом этого ордена. Да мало ли и других удивительных находок принесло наше время!
Линкор — не средневековая галера, рассуждал я тогда. И погиб он не четыре столетия назад, а немногим более полувека. Следы катастрофы должны были отыскаться. И я искал их, расспрашивая немногих оставшихся в живых очевидцев, роясь в архивах, изучая противоречивые свидетельства пожелтевших от времени газет. Но пока лишь прояснилась в подробностях картина самой катастрофы. Причины же ее упорно прятались в тени, словно кто-то заинтересованно оберегал их от людского внимания.
В жизни удивительно переплетаются встречи, находки, ассоциации и простое человеческое любопытство. Во всяком случае, мой первый интерес к таинственной судьбе «Императрицы Марии», неожиданно для меня самого, стал серьезным поиском. Но как искать? Куда направить внимание? Где лежат хотя бы крупицы документальной правды об «Императрице Марии»? Как воссоздать общую картину случившегося?..
И вот однажды я отправился к Анатолию Наумовичу Рыбакову, автору повести «Кортик». После того как хозяин квартиры показал мне старинные картины, редкие книги, целый шкаф только с различными изданиями «Кортика» — 182 издания на 37 языках, я начал его расспрашивать. И о судьбе его книги, и о судьбе «Марии».
— «Кортик», — рассказывал Рыбаков, — вначале рождался как бы из новелл о детстве, которое я провел на Арбате. В том самом доме, где находится сейчас кинотеатр «Знание». Когда-то здесь и находился описанный в книге кинотеатр «Арс»…
— А «Императрица Мария»? Вся история с кортиком? — подбрасывал я вопросы.
— В «Кортике» много прототипичного, реального. Ревск в действительности город Щорс на Украине, куда мы с матерью поехали в голодный 1921 год…
— А матрос Полевой?