Арбатская повесть

«Фришен, — это уже рассказ самого Сгибнева на следствии чекистам, — однажды попросил меня как опытного электротехника помочь ему в ремонте дачи, находившейся в предместье Николаева. Знакомство наше не прервалось. Благодаря Фришену я получил впоследствии ряд выгодных заказов для своей мастерской. В том числе и заказы по электрооборудованию для контор самого Фришена и его друзей. У Франца Ивановича я познакомился с Верманом. Нужно сказать, что и у меня и у Вермана была одна общая страсть: мы были завзятыми яхтсменами. На этой почве мы сблизились, много времени проводили вместе. И однажды Верман раскрылся. Сказал, кто он в действительности, и предложил работать на немецкую разведку, сказав, что услуги такого рода ценятся недешево…

Когда я согласился, он мне в категорической форме предложил бросить все свои прежние занятия и поступить на работу на завод «Руссуд», где тогда строились мощные корабли военно-морского флота…»

Так, в 1911 году Сгибнев оказывается на «Руссуде», где его назначают ответственным за электропроводку и освещение на строящихся военных кораблях.

Сгибнев-электротехник стал Сгибневым-шпионом:

«Верман, — рассказывал он далее, — интересовался всеми деталями постройки «Императрицы Марии». Особенно системой рулевого управления и схемами артиллерийских башен корабля».

Выполнять задания Сгибневу было не так уж трудно. Более хаотической организации дела невозможно было себе представить: контрагентами «Руссуда», производившими поставку и установку этих механизмов на корабли, были тогда многие различные организации. Все они имели на «Руссуде» свои отдельные мастерские для оборудования. Добывать необходимые сведения при желании мог любой, попадающий на территорию завода.

Как видим, немецкая разведка работала с дальним прицелом. Еще на юношу Сгибнева, изучив его характер, семью, мышление, давно обратили внимание, и, когда ему пришла пора поступать в высшее учебное заведение, он был приглашен учиться в Германию. Вначале в ход пошла германофильская обработка, денежные подачки «талантливому студенту», а потом кадровый разведчик Фришен, проводивший «работу» со Сгибневым, решил, что «объект созрел», и напрямую, посулив крупные вознаграждения, предложил сотрудничество. Падкий на деньги, Сгибнев не отказался. И, как заявил много лет спустя, на допросе, «особых угрызений совести не испытывал, так как видел, что в царской России все в высших сферах продается и покупается».

Собственно, так же рассуждал и другой инженер — Феоктистов, продавая Родину за тридцать иудиных сребреников.

— Что собой представляли эти люди? Как выглядели? — спрашиваю я у Александра Александровича.

У Лукина-разведчика цепкая профессиональная память:

— Сгибнев — выше среднего роста. Худощавый, подтянутый. Сморщенное лицо — свидетельство не просто прожитой жизни. Внешне производит впечатление культурного, интеллигентного человека. Во время допроса — все время настороже. Хмурится, словно ждет незаслуженной неприятности. Старается угадать вопрос, и чувствуется, мысленно уже готов ответ. Волосы местами посеребрены сединой. Маленькие усики над верхней губой как мазок серой краской. По трудно передаваемым словами признакам сразу можно было, взглянув на него, сказать — он принадлежит к технической интеллигенции. Был в те годы такой сложившийся тип инженера-специалиста, чем-то напоминающий хозяйственников сороковых годов. С их неизменным портфелем, квадратными усиками и кепкой полувоенного образна. Только в Сгибневе было больше лоска и своего рода утонченности.

Феоктистов по сравнению с ним — лакей, мелкая сошка, «шавка», как сказал сам Сгибнев. Бесцветен. Рыхлое лицо заурядного человека, пристрастного к алкоголю.