Арбалетчики в Карфагене

Классический кастовый строй Индии окончательно оформился только в раннем Средневековье, но предпосылки к нему существовали, конечно, с древности. Профессии ещё не превратились в отдельные замкнутые касты, но будущие группы каст – варны – уже существовали, как и их взаимная иерархия. Высшими были брахманы – жрецы, учёные и мудрецы. Ниже их, но выше остальных – воины-кшатрии, к которым относились как рядовые пехотинцы, так и большинство раджей. Ещё ниже – вайшии, податное сословие, состоящее из крестьян, ремесленников и торговцев. А ниже всех были шудры – слуги, разнорабочие, не имевшие какой-то одной определённой профессии. Причём, что самое интересное, к разделению на рабов и свободных это никакого отношения не имело. Свободный разнорабочий, как и раб-слуга, считались "равными" между собой шудрами, а вот раб-ремесленник, работающий по специальности, считался вайшием, и этому ничуть не мешало его рабское состояние. Если исходить из этой индийской логики, то раб-телохранитель должен считаться воином-кшатрием, что ли? Раб, условно "равный" свободному воину или даже радже? Восток – дело тонкое…

Но в нашем случае не эти тонкости сыграли свою роль, а несколько иные. Сама варна вайшиев, хоть и не разделилась ещё на профессиональные касты, некоторую неписанную градацию всё-же имела. Крестьянин на Востоке – уважаемый человек, соль земли. Даже если он и беден как мышь, он – кормилец всех прочих. Без продукции ремесленника жизнь – каторга, но кое-как прожить можно, а как ты проживёшь без жратвы? Поэтому вайший-крестьянин несколько выше вайшия-ремесленника. А ремесленник, производящий полезные в хозяйстве вещи, нужнее, а значит – несколько выше ничего не производящего торговца. Вот тут-то, как говорится, и порылась собака. Родители Мунни были ремесленниками, и сама она, будучи прядильщицей шёлка, оставалась тем самым в ремесленной страте. Мы же по маскирующей нашу миссию легенде – торгаши, ниже ремесленников, и ей, ремесленнице, спать с какими-то торгашами унизительно. Это и объяснил нам, как понимал сам, продавший её купец. Так оно и было, пока я вёл свою ходячую покупку с невольничьего рынка – она брыкалась, шипела ругательства и демонстрировала презрение всеми способами, какими только могла, и подзатыльники, которыми я её пару раз урезонил по дороге, помогли ненадолго. Но на постоялом дворе, войдя в комнату и осмотревшись, она изрядно озадачилась. Кинжалы и трости-дубинки – это одно, их носят и применяют при необходимости практически все и всюду. Но мечи, арбалеты, шлемы и панцири, бросившиеся ей в глаза в комнате, с образом презренных барышников-купчин как-то не вязались. У меня же вдали от посторонних глаз и ушей не было больше причин разыгрывать из себя торгаша ещё и перед собственной рабыней, и ту часть правды, которую ей можно было сообщить – в том числе и о нашей настоящей профессии – я от неё скрывать не стал. Разобравшись в ситуации, Мунни мгновенно "произвела" нас в кшатрии, и с этого момента её будто подменили. И не могу сказать, чтобы нас это хоть как-то опечалило – сухостой нам в этой командировке больше не грозил…