Арбалет

Пока группа захвата держала всех лежащими на полу, пока приехала оперативная бригада из районного управления, пока бригада опросила присутствующих, порознь и вместе, пока составила протоколы осмотра, пока проверяла документы и устанавливала личности, пока записала показания – прошло несколько часов.

Когда Бурцев с Зиной, отпущенные, наконец, с места происшествия, выходили из квартиры, уже стемнело.

Через окно Бурцев увидел у дверей подъезда толпящихся соседских старушек и придержал Зину за рукав.

– Погоди, дай я хотя бы покурю спокойно... – попросил он.

Они остановились на площадке у лифта.

– Дай и мне, что ли, сигаретку, – попросила Зина.

– А ты что – куришь?

– Так... Иногда...

После стольких часов нервного напряжения оба не знали, о чем говорить.

– Вот так... – вздохнул наконец Бурцев.

– Ты что-нибудь понимаешь? – зло спросила Зина. Бурцев посмотрел на нее вопросительно.

– Ну зачем, скажи, ей это было нужно? – Зина достала платок и высморкалась. – Если она хотела ему отомстить или, там, наказать... В наше время есть столько способов. Зачем самой-то с пистолетом?...

Бурцев пожал плечами.

– Она не могла по-другому, – сказал он через некоторое время, сам только что поняв эту простую вещь. – Ведь все эти способы – это как-то подло, будто из-за угла. А она хотела по-честному. Глядя прямо в глаза. Я не знаю, как это сказать...

Но Зина и так поняла, что он имеет в виду.

– Это, Бурцев – любовь! – со значением сказала она. – Да что говорить! Вы, мужики, в этом вообще ничего не понимаете!

В другое время Бурцев, может быть, и поспорил, но сейчас не стал. Зина, возможно, была по-своему права.

– Все бы ничего, если бы она из пистолета в ментов не пальнула, – заметил он. – Ну, пришили бы ей хранение огнестрельного оружия. Сейчас за это уже не сажают. Ведь она не собиралась стрелять. Я видел. Она просто так пришла, поговорить! Ну, припугнуть, конечно. А теперь все!... Теперь получается, что она оказала вооруженное сопротивление милиции. Этого менты не прощают. С этим у них строго. Это точно срок!

– Почему?

– Потому что слишком много ментов гибнет от шальных пуль. А если бы она случайно попала? А у него дома дети... Нет, это все. Если в милиционера стрелял – пиши пропало.

Они помолчали. Зина несколько раз всхлипнула.

– Хорошо еще опер поверх голов стрелял, – заметил Бурцев. – А ведь мог бы ее на месте уложить. Имел право.

– Да... Пожалел... Я видела.

Старушки под окном, заметив их неподвижные силуэты в окне, начали в недоумении задирать головы.

– А может, все-таки откупится? – спросила Зина. – Ведь в наше время с деньгам любой вопрос можно решить.

Бурцев неопределенно пожал печами. Любой, да не любой. Всему есть предел.

Они некоторое время курили в молчании.

– Но что же судьи не люди, что ли? Не разберутся? Может быть, условно дадут. Наймет хорошего адвоката... Подключит знакомства...

Бурцев ничего не ответил.

– Нет, ты скажи! Зачем, зачем ей это было нужно? – В глазах Зины Бурцев заметил слезы. – Вот, Бурцев! А ты говоришь!

– А что я говорю? Я ничего и не говорю.

Зина опять высморкалась и раздавила окурок в пустой консервной банке, которую кто-то из жильцов предусмотрительно поставил на подоконник.

– Ладно, пойдем! – сказала она. – А то там наши бабки извертелись от любопытства.

Они не стали ждать лифт и начали спускаться по лестнице.

– Вот так! Одной минутой всю жизнь перечеркнула, – опять повторила Зина. – А главное, зачем? Зачем?

Во дворе было уже совсем темно. Горели редкие фонари.

Истомившиеся в ожидании старушки окружили вышедшую Зину.

– Ну что, где она? Где? Арестовали?

– А как же! Конечно!

– Теперь все. Теперь ее в камеру с насильниками и убийцами.

– Ну что ты молчишь, Зинаида!

Не отвечая на вопросы, Бурцев сквозь строй старушек прошел к своему дому.

* * *

Домашние Бурцева еще не вернулись.

Бурцев прошелся по пустой квартире. Взял в руки пульт от телевизора, повертел в руках, так и не сообразив, зачем эта вещь ему нужна, и положил пульт обратно.

Он подошел к окну. Зина все еще стояла у подъезда в доме напротив, окруженная соседками. Зина что-то возбужденно рассказывала. Соседки стояли, плотно сжав осуждающие рты.

На глазах Бурцева милиционеры вывели из подъезда Наталью Павловну. Опустив голову, она прошла сквозь строй притихших старушек. Бурцев почему-то понял, что Наталья Павловна находится теперь по другую сторону невидимой черты, отделяющей обычный мир от мира людей, преступивших закон. Молодой опер помог ей забраться в заднее зарешеченное отделение служебного газика. Газик уехал.

«И вот зачем, спрашивается, все это нужно? – Бурцев обвел глазами стены, мебель, телевизор, хрусталь и ковер. – Если всего один поступок, один день, даже один час могут разом все это перечеркнуть...»

«А главное, бред, бред... Вся наша жизнь – какой-то навязчивый удручающий бред. Все как будто специально. Как будто назло кому-то... Как будто мы не живем, а что-то кому-то доказываем... А что доказываем, и сами не знаем!»