Аравийский рейд

Просыпается, и он протягивает пачку. А моя совесть на больничном – нагло тащу четыре штуки и раздаю товарищам.

Жадно втягиваем дым. Не табак, конечно, а сушеное верблюжье дерьмо. Но спасибо и на этом…

Двухкилометровую акваторию, отделяющую танкер от суши, преодолеваем за десять минут. Лодочный киль шуршит о песок; нос слегка приподнимается, по инерции пропахав по пологому дну.

Перелазим через борт и прыгаем в воду – ласковые волны едва окатывают наши колени. Медленно выходим из воды. Пока сомалийцы судачат с подошедшими собратьями, продолжаю исподволь оценивать территорию предстоящей войны…

В частности, интересуют жиденькие сараюшки.

Я с цепкой осторожностью всматриваюсь в каждую деталь, стараясь зафиксировать в памяти все увиденное. И, конечно же, пытаюсь анализировать.

– Зачем на берегу рядом с лодками сараи? – спрашиваю сам себя. И сам же отвечаю: – Как зачем! Ты вырос на Волге и не догадываешься? Чтобы хранить в них лодочные моторы. Не таскать же их в деревню, верно?.. Верно. Раз лодки охраняет круглосуточный пост, то почему здесь же не хранить моторы. Но тогда почему их построено три?

Это вопрос ставит меня в тупик на полминуты. Потом я легко нахожу ответ:

– Один сарай, вероятно, задействован под хранилище моторов и мастерские для их ремонта. Второй – для хранения топлива: его безопасней держать отдельно. А в третьем – боеприпасы.

Народу на территории пиратской базы немного – человек десять-пятнадцать; у большинства такое же китайское оружие, как и у наших конвоиров.

Берег пологий; повсюду валяются сгнившие остатки лодочной древесины, а стоянка исправного рыболовного флота находится правее и дальше от моря – метрах в ста. Весь флот маломерный; тот баркас, на котором гонял контрабандистов царский таможенник Верещагин, был бы здесь возведен в ранг бесспорного флагмана. За стоянкой видны крыши домов рыбацкой деревушки. Кажется, нас ведут прямо к ней…

Деревушка небольшая. Длинные постройки, похожие на цеха по разделке рыбы, располагаются ровными рядами вдоль единственной улочки, обозначенной слабо набитой колеей. Остальное же мелкое безобразие из бурого глинобитного кирпича понатыкано где и как попало. С юго-запада населенный пункт огибает упомянутое русло пересохшей реки. Вдоль него петляет плохонькая грунтовая дорога.

Сомалийцы нас подгоняют, однако идти быстро не получается – препарат имитирует болезнь качественно, и сил не так уж много. Скоро замечем на окраине деревни старый раздолбанный автобус, размером с наш российский «пазик», и автомобиль сопровождения – новенький пикап белого цвета с пулеметом на открытой турели. Под гвалт босоногой ребятни нас заталкивают в автобус. Преодолев две ступеньки, с удивлением обнаруживаем внутри этого монстра пустоту. То есть вместо привычных глазу сидений вдоль бортов кое-где установлены пластиковые ящики. Охранники группируют нас в середине салона, сами располагаются поближе к водиле. Первым стартует пикап с тремя смуглыми хлопцами; за ним пристраиваемся и мы…

Едем с ветерком – на весь автобус одно лобовое стекло, и то – у водителя. Вместе с ветром в салон (если его можно так величать) врывается мелкая белесая пыль, забивающая все дырки и трещинки человеческого тела. Проселок то отдаляется от широкого русла, то вновь к нему приближается; пару километров мы пылим на север, потом строго на запад. Вдали появляются разноцветные пятна: зеленые островки пальм, красные крыши белых строений. Мы подъезжаем к большой деревне или к маленькому городку с надеждой на долгую остановку. Пропылив по центру, автобус снова поворачивает на север, и надежда остается позади…

Наш транспорт ужасен. Как и ужасна дорога, по которой отчаянный водила гонит со скоростью пятьдесят-шестьдесят километров в час. Мы уже прокляли все от бешеной тряски.

На одной из кочек Величко бросается к окну. Охрана вскакивает с мест, кричит и клацает затворами, автобус резко тормозит. И все мы, включая шестерых вооруженных придурков, «наслаждаемся» видом и звуками блюющего Стасика.

Успокоившись, охранники посмеиваются.

А Велик, освободив желудок, обессиленно опускается на пол:

– Мля… Пираты, эпидемия… Средневековье, мать его…

Через два часа мучения заканчиваются – мы влетаем в какой-то крохотный городишко и, вывернув на проходящую через него асфальтовую дорогу, несемся на юго-запад. Это даже не дорога, а трасса с приличным покрытием и интенсивным для здешних мест движением.

– Вот так. Даже в нищем, раздираемом междоусобными войнами африканском государстве есть отличные дороги, – сокрушается Торбин.

– А потому что здесь нет наших гребаных слуг народа, – зло сплевывает в окно Величко.

Минут двадцать пикап с автобусом петляют меж невысоких скал. Затем скалы становятся ниже, расступаются, исчезают, и мы уже едем по равнинной местности, покуда не оказываемся в городе.

«Гарове» – успеваю прочесть латинские буквы на промелькнувшем белом указателе. Напрягаю память… Да-да, фээсбэшники немало рассказывали об этом городке. Шестьдесят тысяч жителей; президентский дворец, здание парламента и правительственных министров, парочка приличных отелей.