Арахно. В коконе смерти

— Нет. Учебник по литературе, экспериментальный. Его планируют включить в программу уже в следующем учебном году, из-за этого такая срочность.

— А при чем здесь тогда Щукин?

— Совершенно ни при чем. То есть, так я предполагал изначально, — Самойлов вздохнул. — Вы знаете, я обдумывал слова Василия… к сожалению, запамятовал отчество. Его предложение показалось мне интересным и даже заманчивым, однако… В самом деле, чем я могу ему помочь? Все, что мне удалось выжать из себя за три дня тягостных раздумий, — единственная строчка, подражание Коленьке. «Мне в окно залетел телифон…» — Он счел нужным пояснить: — Телифоны — это такие, знаете…

— Знаю, знаю, — Толик спешил блеснуть эрудицией. — Класс паукообразных. Длина до 7,5 сантиметров. Ночные хищники, обитают главным образом в тропиках, питаются насекомыми. Для человека безвредны. В России представлены единственным видом — телифон амурский. Только… по-моему, залететь в окно он никак не может. Это же не насекомое.

— Вот видите… — печально изрек Самойлов. — Я даже позвонил господину Щукину, чтобы извиниться и сказать, что не представляю для его проекта никакой ценности. Иначе говоря, совершенно бесполезен. А уже после, когда получил этот школьный заказ, подумал вдруг: а что, если… Я имею в виду, что, если попытаться охватить обе темы разом? Объединить, так сказать, два соцзаказа в один. И, знаете, стоило мне взглянуть на проблему с новой точки зрения, как кое-что тут же начало вырисовываться. Вот, смотрите, что я придумал…

— Прошу прощения, Сергей Леонидович! — перебил Толик, демонстрируя немыслимую еще пять минут назад наглость. — Сначала мне хотелось бы обсудить условия нашего сотрудничества.

— Какие могут быть условия? — искренне удивился Самойлов. — Я предлагаю вам обычное соавторство.

— А фамилия? Чьей фамилией будет подписан текст.

— Моей и вашей. Или вашей и моей. Если хотите, мы можем разместить их в алфавитном порядке.

— Ладно, неважно. А что с гонораром?

— То есть?

— Поделим поровну?

— Естественно.

По большому счету, условия соглашения Толика не волновали. Он не колебался ни мгновения и с самого начала знал, что согласится. С первой же секунды, как только уразумел, чего от него добивается старик. А тот хотел, в сущности, совсем немногого: выражаясь нормальным языком, вставить всем напоследок так, чтобы у них башни посносило. И в Толике был заинтересован как в «наивном» носителе этого самого нормального языка, которым сам, увы, не владел.

Так что Толик прекрасно понимал, что в любом случае согласится. Идиотом будет, если упустит свой шанс. Таким идиотом, что Феденьке — как Самойлов, вероятнее всего, величает Ф.М. Достоевского — и не снилось. И тем не менее, он внутренне подобрался, чтобы унять праздничную дрожь в пальцах, заглушить предательские обертона в голосе и сказать совершенно серьезно:

— Хорошо, Сергей Леонидович. Я должен подумать.

Интуиция подсказывала ему, что такое официальное можно даже сказать, строгое окончание разговора будет сейчас наиболее правильным.

— Думайте, ради Бога. Хоть… до вечера. Извините, но меня тоже торопят. Вам оставить мой номер, чтобы вы могли перезвонить, когда примете решение?

— Да, пожалуйста. Диктуйте…

Он положил трубку — рука пока что не дрожала, но была напряжена почти до судорожного состояния-и вдруг запел, мелко подпрыгивая на месте, на манер тех бритоголовых юношей и девушек в белых простынях, что так любят разгуливать толпами по центру Москвы с бубнами и крошеными барабанами:

— Мама мыла мама мыла
мыла мыла раму раму
мама раму мама раму
раму раму мама мама…

Он пел и подпрыгивал, за неимением барабана отбивая ритм пальцами правой руки на левом запястье, и чувствовал, как с каждым новым куплетом бесконечной мантры уходит из тела напряжение — из одеревеневшей ладони, из пересохшего горла, из наморщенного лба и собравшегося в кулак живота.

— Мама! — ликовал он. — Мамочка! М-мать! — и поочередно воздевал к белому, заклеенному рельефными виниловыми обоями потолку то один, то другой средний палец

Напрыгавшись, выглянул в окно, зыркнул на пацанов, продолжающих с потрясающим упорством месить мокрую глину на футбольной площадке, и мрачно пригрозил:

— Ну что ж, поколение, испорченное памперсами, телепузиками и чупа-чупсом! Пожалуй, мы с Сереженькой напишем для вас новый букварь! Вы у нас живо узнаете, как литературу прогуливать!

И только после этого, почувствовав колоссальный упадок сил, рухнул на диван, попав лицом в щель между подушками. Хорошо, что не заправил с утра, похвалил себя Толик. Как знал…

— Итак, А — это, конечно, Анатолий, — прошептал он в эту душную, пахнущую пылью и воспоминаниями о нервной бессоннице последних дней щель. — Б — это Борис. В?.. В — это Василий. Вася Щукин, мой герой!..

Телефон Полины набирал украдкой. И перед девчонкой совестно: когда еще обещал позвонить, теперь вот удосужился — и то по делу. И перед собой неловко: больно уж дело сомнительное. Скользкое дело.

Да ладно, это же просто так, успокоил себя Толик. Из чистого любопытства.