Аракчеевский подкидыш

– Смертью запахнет!

– Это верно, капитан.

– Да. И даже очень сильно пахнуть будет матушкой смертью одному из двух, а то и обоим. Это уже, стало быть, ваше собственное сочинительство, так сказать, усовершенствование обыкновенной кукушки. Пожалуй, что они на это не пойдут!

– Увидите, не посмеют не пойти! – вскрикнул Шумский. – Они вам что толковали. Не хотят быть посмешищем на весь город. Поэтому и надо нам не срамить российского изобретения. Немцы говорят, что это балаган. Ну вот, благодаря моему усовершенствованию балагана и не будет. Или его, или меня за ноги вытащут, либо мертвым, либо чуть живым.

Объяснившись еще подробнее ради своих полномочий, секунданты обсудили всевозможные мелочи. Обсудили даже те возражения, которые могут представить Биллинг и Мартенс.

Поздно вечером приятели Шумского уже собрались уезжать, когда Ханенко вдруг треснул себя по лбу и воскликнул:

– Ай да гуси мы! Нечего сказать! Главное и позабыли!.. Да и немцы тоже забыли.

– Что такое? – удивился Шумский. – Пистолеты? Так надо новые. Одну пару пусть выберет и купит фон Энзе, а другую – я. Берите деньги. Поезжайте завтра утром и купите.

– Какие пистолеты! – отозвался Ханенко. – Об этом я думал. Их купить не долго!

И обернувшись к Квашнину, капитан выговорил:

– А где же будет кукушка-то? У вас что ли на квартире, Петр Сергеевич, или у меня в спальне?

И он рассмеялся.

– Верно! – отозвался Квашнин. – Главное забыли! Надо будет об этом подумать за ночь, а завтра им обоим передадим. Может, они найдут.

– Как бы из-за этого помехи не было, – задумчиво произнес Шумский. – Нужна большая горница. Я тоже подумаю и если надумаю, то тебе, Квашнин, рано утром напишу.

И приятели стали прощаться.

Выходя уже в переднюю и накидывая шинели, Ханенко вдруг обратился к Шумскому.

– Михаил Андреевич! Еще один вопросик. Отвечайте мне, пожалуйста, да не сразу, а так подумавши маленько.

– Извольте. Что такое? – удивился Шумский.

– А вот что. Нельзя ли вам с уланом не драться…

– Как?.. Я не понимаю…

– Да так… Помириться, что ли, или так плюнуть и бросить.

– Христос с вами, капитан!

– И слава Богу, что Он со мной! Я вам дело говорю. Ведь раз уже совсем собрались драться, а дело уладилось. Ну и теперь можно уладить!

Шумский грубо и желчно рассмеялся.

– Хорошо оно тогда уладилось, нечего сказать! Уладилось тем, что негодяй нанес мне новое оскорбление, крикнув мне в трактире, что я не родной сын, а подкидыш Аракчеевский, да при этом же повторил свой отказ драться с подкидышем. Хорошо уладилось! Нет, вы, капитан, будьте капитаном и судите, как офицер, а не как барышня какая!

– Ну, ладно, ладно! Не сердитесь, – пробурчал Ханенко.

XXII

На другой же день около полудня на квартире Мартенса произошло совещание четырех секундантов. Продолжалось оно довольно долго и обсуждалась подробно всякая мелочь. Оба улана приняли предложение секундантов Шумского. Они не согласились только на три выстрела, мотивируя это совершенно логично тем, что нельзя человеку держать в руках три пистолета.

Было положено главным основанием, чтобы каждому из поединщиков кричать «ку-ку» один раз, причем выстрел противника должен последовать мгновенно. Но затем на второй выстрел время не определялось. А это условие имело громадное значение, делая поединок смертельным. Однако, по предложению Биллинга, второй выстрел должен был все-таки последовать не позже, как через четверть часа после первого.

– Ну-с, теперь почти главный вопрос, – выговорил Квашнин. – Где будет кукушка? Вам известно, что ни у кого из нас нет подходящей квартиры.

– Я об этом уже думал, – заявил Мартенс. – И если вы согласитесь, то помещение уже готово, обещано и в нашем распоряжении. Вместе с тем, так как нам необходим будет, так сказать, супер-арбитрум, то владелец помещения, любезно предложивший его фон Энзе и мне, может быть и выбран нами в должность главного судьи.

– Кто же такой? – спросил Квашнин. – Вы согласитесь, что это вопрос довольно важный: где будет дуэль и кто будет этот третейский судья.

– Это знакомый г. Шумского и ваш – гусар Бессонов.

– Отлично! – воскликнул Ханенко.

– Нельзя лучше, – добавил Квашнин. – Я знаю его квартиру. У него отличная зала. Что касается его самого, то это человек резкий и грубый в обиходе и в обращении, но человек, пользующийся примерной репутацией. По крайней мере, если случится какое несчастие, то не будут врать, не будет сплетен. Всякий, зная, что Бессонов был главным распорядителем и судьей, поневоле поверит, что все обошлось честно и порядливо.

– Ну вот и отлично, – сказал Мартене. – Так я дам знать Бессонову, что мы принимаем его услуги: помещение и третейство.

Секунданты расстались с тем, чтобы поговорив с поединщиками, снова и в случае их согласия встретиться вечером у Бессонова. Разумеется, через час после этого Мартенс и Биллинг толковали с фон Энзе, а Квашнин и Ханенко с Шуйским.

Поединщики согласились каждый с своей стороны, но Шумский прибавил, что он много думал и решил в последнюю минуту предложить фон Энзе лично третий выстрел.