Аракчеев: Свидетельства современников

Затем граф показал нам ящик в 4 вершка длины и ширины, а сверху стекло; под ним было полотно, на котором виднелась метка: А. «Это, — сказал он, — рубашка Императора Александра, мне подаренная, и в ней я буду похоронен. История ее следующая: когда покойная Императрица была в предсмертных страданиях и не было надежды к ее выздоровлению, то Император Павел I, зная, что его ожидает вступление на престол, послал за мною в Гатчину, чтоб я скорее приехал в Петербург; дороги тогда были дурные; я скакал что было силы и весь в пыли явился к Императору, — Он меня принял самым ласковым манером, сказал мне: «Служи мне верно», — и, взяв меня за руку, подвел к Александру, вложил мою руку в его руки и сказал: «Будьте друзьями!» И мы всегда были друзьями. Александр, видя меня всего в пыли, сказал: «Верно, ты за скоростию белья чистого не взял с собою; пойдем ко мне, я тебе дам», — и тогда дал мне эту рубашку. После я ее у него выпросил, и вот она; а когда умру, то ее на меня наденут, и в ней я буду похоронен». Граф точно похоронен в этой рубашке, а ящик и до сих пор хранится в ризнице. <…>

Во всех словах и мыслях графа выражались необъятная преданность, неподдельная любовь и высокое благоговение к памяти покойного Императора; во всем видна была душа и сердце, жаждущие высказать эти чувства пред каждым и находящие собственную отраду, когда представится к тому случай.

Теперь прошло уже 43 года, и нет возможности припомнить все мелкие подробности, сообщенные тогда; но помню, что все мы были поражены глубиною чувства, этим благоговением графа, которым он увлекался, а также и тем, что слышим такую увлекательную речь от человека, о котором и тогда еще Россия не иначе говорила, как шепотом и даже пред именем которого каждый, проезжая мимо дома, им занимаемого, останавливал свое дыхание и всякую мысль свою. <…>

И. Р. Мартос [624] Из рассказов графа Аракчеева

Первое свидание, нечаянное и внезапное, случилось в 1826 году, <неразборчиво> декабря в 11 часов утра[625]. Граф был очень доволен тем, что я его узнал. Последовал общий разговор о человеческой и философской жизни <…> Между прочим, я говорил ему о ленте Петру Андреевичу [Клейнмихелю], для чего он в сем удовольствии помешал ему. Он возразил на сие, уверяя, что он по философским побуждениям и сам не имеет ленты, то есть Андреевской[626]. Государь Павел Петрович, призвавши наследника из комнаты Императрицы Марии Федоровны и взяв его руку и руку графа Аракчеева, сложил их и сказал: «Будьте вы оба вечными друзьями!»[627] С тех пор началась дружба графа с будущим Государем Александром Павловичем. Когда соединил их таким образом Государь Павел Петрович, Императрица Екатерина II лежала на полу при последнем издыхании, грудь у нее при дыхании чрезвычайно сильно подымалась и опускалась, но она была уже в беспамятстве.

Граф пробыл у меня около двух часов. Мы расстались с уверением, что мы «друг другу не будем в тягость»; итак он обещал посещать меня и показать мне письма, которые писал к нему Государь из Таганрога[628].

Второе посещение, вечернее, последовало по назначению 17 декабря, в 6 часов вечера.

Беседа наша началась чаем, который он пил с удовольствием, по обыкновению своему в количестве двух чашек. Потом граф мне дал читать приведенные им с собою письма Государевы, полученные из Таганрога. Когда я читал сии письма, то часто на его глазах показывались слезы, особенно при чтении письма, чрез которое Государь принимал в нем живейшее участие, приглашая в Таганрог[629]. Граф повторил и сам после моего чтения. <…> По окончании чтения последовали разговоры о той же материи, с присоединением следующего анекдота: Государь Павел Петрович, уволивши его от службы, принял опять в свою свиту, и потом он поручал ему иметь за Наследником наблюдение, как за бабушкиным баловнем, дабы доносить ему обо всем. Но граф при сем докладывал Государю, чтобы Его Величество избрал для этого дела кого-нибудь другого, он же для такого дела не способен и не может быть орудием несогласия между отцом и сыном. Тем это поручение и кончилось, а граф остался с большой Государевой милостью. Вседневные рапорты по утрам с пяти часов граф подносил Государю лично. Эти рапорты должен был подписывать Наследник и подписывал их в постели, между тем Елисавета[630] закрывалась одеялом, чтобы граф ее не видел. Он Государю всегда докладывал, что Наследник Уже встал, тогда как Наследник еще лежал в постели.