Аракчеев: Свидетельства современников

Я пробыл у Вадковского[596] несколько дней, отправился под предлогом своей надобности в Орловскую губернию, Карачевский уезд, в имение Гревса, где написал подробно графу Аракчееву все, что узнал, что существуют три общества: северное, среднее и южное, наименовал многих членов и просил прислать ко мне в Харьков кого-нибудь для решительных мер к открытию заговора. Я приехал в город Карачев в назначенное мною число и час, несколько минут раньше в ожидании по назначению моему фельдъегеря; но прошло несколько часов, фельдъегерь не явился; смотритель спросил меня, не прикажу ли я лошадей закладывать; я сказал, что у меня сильно голова болит, и ехать далее не могу, спросил уксусу, перевязал голову, три дни мнимо страдал, потом начал понемногу выздоравливать, и наконец чрез несколько дней после назначенного срока приехал фельдъегерь; я выслал под предлогом какой-то покупки смотрителя вон и расспросил фельдъегеря, почему он не приехал раньше десятью днями, на что он мне отвечал, что зарезали в Грузине Настасью Федоровну, а потому Аракчеев был как помешанный; между тем весь город стал меня подозревать; городничий города Карачева наконец явился для спроса меня, кто я такой, и почему живу так долго на станции. Я ему отвечал, что я унтер-офицер, остался долго на станции, потому что нездоров, что нахожусь в годовом отпуске, и показал ему билет за подписью графа Аракчеева и начальника штаба Клейнмихеля; городничий просто испугался, извинился, что меня обеспокоил, и ушел; но эти 10 дней разницы имели большие последствия: никогда бы возмущение гвардии 14 декабря на Исаакиевской площади не случилось; затеявшие бунт были бы заблаговременно арестованы. Не знаю, чему приписать, что такой государственный человек, как граф Аракчеев, которому столько оказано благодеяния Императором Александром I, которому он был так предан, пренебрег опасностью, в которой находилась жизнь Государя и спокойствие государства, для пьяной, толстой, рябой, необразованной, дурного поведения и злой женщины; есть над чем задуматься. <…>

К. С. Сербинович [597] Николай Михайлович Карамзин

7 июля [1825]. Николай Михайлович показывал мне новую книгу, дающую отчет о военных поселениях. Сочинитель ее — Сперанский[598]. Николай Михайлович при этом случае изъявляет сожаление, что этот государственный человек, так блистательно начавший и продолжавший свое поприще, взял, наконец, на себя обязанность аракчеевского секретаря. <…>

22 июля, день св. Марии Магдалины и тезоименитство Императрицы Марии Федоровны. Среди бесчисленного множества стремившихся на петергофский праздник поехал и я туда на пароходе и прежде всего поспешил отыскать дом, по воле Государя отведенный Николаю Михайловичу неподалеку от заставы, через которую тянулись толпы пешеходов и непрерывная цепь экипажей. За обедом <…> Николай Михайлович рассказывал о своей трехдневной поездке в военные поселения[599] по настоятельному приглашению Государя, который желал этого вследствие откровенных пред ним замечаний Николая Михайловича о тяжкой участи поселян, подвергнутых действию жестокой для них системы поселений. Много интересного было в этом рассказе о том, что он видел. Аракчеев возил его везде и все ему показывал сам, был с ним очень любезен и говорил, по-видимому, очень откровенно.

— К удивлению моему, — прибавил Николай Михаилович, — я не мог не заметить, что граф сам был в числе недовольных. <…>

К. И. Фишер [600] Записки