— От счастья! — восторженно произнес он. — От счастья, что встретил женщину, которую люблю всей душою и которая достойна этой любви…
Он привлек её к себе.
Их губы слились в горячем поцелуе.
— Боже мой, Боже мой, что я сделала! — воскликнула она через мгновение, вырвав у Петра Валерьяновича свои руки и закрыв ими лицо.
— Что же ты такое сделала? — перешел он на сердечное ты. — Разве невеста не может поцеловать своего жениха?..
— Невеста! — горько улыбнулась она. — Разве я смею даже думать об этом! Вы не знаете меня, я совсем не то, что вы думаете, я скверная, гадкая…
— Ни слова… Я не хочу знать твоего прошлого, я знаю тебя второй год такую, как ты есть, и такую я люблю тебя.
— Но ведь я… — начала было Зоя Никитишна, подойдя к Петру Валерьяновичу.
— Говорю, ни слова… — зажал он ей рукою рот и снова привлек к себе.
Она села на край кровати.
Он, не давая ей сказать ни слова, начал говорить о их будущем.
— Но что же я… быть может, ты не хочешь… не любишь меня?.. — вдруг перебил он самого себя.
— Я?! — тоном вопроса и упрека отвечала Зоя Никитишна и уже сама крепко поцеловала его.
— Значит, любишь, а больше ничего мне знать не надо, слышишь ли, ничего!..
Они решили, до окончательного выздоровления Петра Валерьяновича, ничего не говорить Ольге Николаевне.
Счастье, говорят, лучшее лекарство — это лекарство подействовало на Хвостова, он стал поправляться и крепнуть не по дням, а по часам.
Когда он в первый раз встал с постели и вышел в гостиную, для Ольги Николаевны был настоящий праздник.
Она с восторгом смотрела на сидевшего в кресле сына и бросилась обнимать присутствовавшую при первом выходе больного Зою Никитишну.
— Тебе, тебе обязана я этим счастьем… Чем награжу я тебя!.. — воскликнула старуха.
Зоя смущенно молчала.
— Она спасла мне жизнь, — сказал Петр Валерианович, вставая с кресла и подходя к Белоглазовой. — Я посвящу ей её остаток — вот её награда! Матушка, позвольте представить вам мою невесту.
Ольга Николаевна сначала в недоумении отступила.
— Мы любим друг друга… — продолжал Хвостов, и в голосе его была такая мольба по адресу матери, не разрушать даже, малейшим колебанием его счастья, что старуха торжественно подняла руки.
Хвостов и Белоглазова упали на колени.
Благословение совершилось.
Через месяц, в приходской церкви святых Афанасия и Кирилла, на углу Афанасьевского переулка, совершилось скромное венчание Петра Валерьяновича Хвостова с Зоей Никитишной Белоглазовой, неожиданно, даже для самой себя, ставшей полковницей Хвостовой.
V
Роковая встреча
Почти три года промелькнули незаметно.
Внезапная, неожиданная, скромная свадьба Петра Валерьяновича, конечно, поразила москвичей и в особенности москвичек, к числу которых принадлежали рассерженные маменьки и разочарованные дочки.
Толки о позорном, из ряда вон выходящем «messaliance» — как московские матроны называли брак полковника Хвостова с приживалкой своей матери — возбудили много сплетен в обществе, но прошло несколько месяцев, явилась новая московская злоба и «молодых» Хвостовых оставили в покое.
Наряду с этими сплетнями московское общество далеко не отшатнулось от жены Хвостова, так как, по «достоверным московским источникам», фамилия Белоглазовых оказалась хотя и захудалым и бедным, но все же дворянским родом, а таинственное, известное одной Зое Никитишне её прошлое не набрасывало на неё в глазах москвичей такой тени, из-за которой они могли бы подвергнуть её остракизму.
Впрочем, ни Петр Валерьянович, ни Зоя Никитишна не были особенно озабочены возникшими об их свадьбе толками и не особенно радовались сыпавшимся к ним приглашениям после сделанных ими официальных послебрачных визитов.
Оба они, по возможности, избегали общества, особенно Зоя Никитишна, что казалось странным после такой долгой затворнической жизни, которую она вела сперва у Погореловой, а затем у Ольги Николаевны.
Муж, сам склонный к домоседству, был доволен такими наклонностями жены, приписывал их свойству её нелюдимого характера, но заметил, что она всегда необычайно смущалась при представлении ей новых лиц и как-то боязливо на них взглядывала.
О последнем обстоятельстве Петр Валерьянович даже как-то раз сказал ей:
— Точно ты всегда ждешь какой-то неприятной встречи.
— Я… нет… С кем же?.. — как-то растерянно ответила Зоя Никитишна. — Это просто я одичала за эти годы… — поспешила она поправиться.
Он удовлетворился этим объяснением и не заметил её смущения.
Петр Валерьянович угадал: она действительно каждый день, каждый час ждала встречи, и это отравляло всю её жизнь, а с замужеством при все же некоторой обязанности хотя изредка появляться в обществе, такая встреча сделалась ещё возможнее.
Это отравляло её семейное счастье, и складка грусти ещё чаще стала появляться на её красивом лице.
Какой же встречи боялась она? С кем? Почему?
Она боялась встречи с людьми, которые знали её далекое прошлое, которые знали её не Зоей Никитишной Белоглазовой, а — читатель, вероятно, догадался — Екатериной Петровной Бахметьевой.