Нередко Елисавета Андреевна просто-напросто пересылала сыну полученные ею письма с просьбами об определении на службу, и Алексей Андреевич уже действовал так, как будто просьба эта была обращена непосредственно к нему. Так, в августе 1818 года с письмом к Елисавете Андреевне обратилась Е. Голенищева-Кутузова: «Принося вам чувствительную благодарность за участие, которое вы в просьбе моей принимать изволите, имею честь отвечать на благосклонное ваше письмо со всею искренностию, потому что вы сами мне сие позволили. Вся моя просьба и все мое желание в рассуждении моего сына состоят в том, чтобы он находился под покровительством Его Сиятельства Графа Алексея Андреевича и служил под собственным его начальством, что я всякому другому месту и всякому для него щастию предпочитаю. Будучи сами матерью нежною, вы легко себе представите, сколько я должна буду почитать себя щастливою, ежели сын мой будет иметь начальником и покровителем человека столько всеми почитаемого, столько справедливого и столько безпристрастного. Почему смею совершенно надеяться, что вы милостивое ваше обещание исполнить не откажетесь». Это письмо мать переслала сыну[190], и тот принял требуемое участие в судьбе молодого человека.
Елисавета Андреевна не только не тяготилась своим новым положением, но, напротив, была в высшей степени им довольна. Женщина деятельная, привыкшая все брать на себя, она была не прочь иной раз вмешаться и в государственные дела своего сына. Многие знали о ее честолюбии и пытались использовать это в своих интересах.
По свидетельству генерала С. И. Маевского, Аракчеев рассказывал ему однажды: «После кампании государь возвращается в Петербург… Я поспешил одеться и встретить государя. Государь меня обнял, расцеловал и просил поспешить приездом к нему. Я явился в кабинет государя и снова был счастлив его ласками и милостью. Но вижу, что государь что-то беспокоится, чего-то ищет на столе и между бумаг. Я читаю и вижу, что мать моя жалуется в статс-дамы! Я бросился на колени и умолял государя отменить сию милость. Мать моя не рождена для двора, и милость сия, выводя ее из неизвестности, уронила бы нас обоих. Государь долго не соглашался, говоря: «Я не знаю, граф, чем другим тебя наградить». Но, наконец, убедился моею просьбою и согласился милость сию отменить. Женщины все честолюбивы. Мать моя не знала до гроба о сей милости. Но ежели бы узнала, она и за гробом не простила бы этого мне». Событие, о котором говорил Аракчеев Маевскому, оказалось записанным в его заметках на прокладных листах Евангелия. Благодаря данной записи мы можем сказать, когда оно произошло. Под датой 12 декабря 1815 года читаем: «Государь император Александр I изволил давать графу Аракчееву звание статс-дамы для его матери, но граф онаго не принял и упросил оное отменить».
Обращалась Елисавета Андреевна к сыну Алексею по-разному: «дражайшее и прелюбезнейшее мое сокровище и премного милой мой друг», «моя надежда», «моя радость» и т. д., и все ее обращения были проникнуты особой душевностью — Алексей был ее любимцем, да и видела мать сердцем и глазами, что живется ему на этом свете очень тяжко.
День его рождения — 23 сентября — Елисавета Андреевна считала самым большим праздником для себя. Каждый год собирала она у себя в этот день гостей на торжество. В курганской церкви служили молебен за здоровье графа. Потом она сообщала Алексею, как прошел праздник, сколько гостей было, какие слова о нем говорили.
Ни от кого другого, ни от какой иной женщины не получал Алексей Андреевич столь теплых, искренне любящих писем, какие получал от своей матери. И никто так не сострадал ему, как мать. «Ты, мой батюшко, не успел от дорожных своих трудов несколько себя успокоить да и опять поднялся летать и мучиться», — причитала Елисавета Андреевна в одном из писем к своему Алексею в 1818 году. И Алексей чтил свою мать как никого. При встрече с ней неизменно становился на колени и преклонял голову к ее ногам.
В 1818 году Елисавете Андреевне исполнилось уже 68 лет. Дух ее оставался прежним, но здоровье ослабло. Жалобы на плохое самочувствие стали появляться почти в каждом ее письме к сыну. Сознавая, что жить ей осталось недолго, она старалась зазвать Алексея к себе, чтобы наглядеться на него перед уходом в мир иной, и просила его чаще писать ей письма. «Милостию Божией я жива, но здоровье мое слабо, — писала Елисавета Андреевна в ноябре 1818 года. — Давно уже лишаюсь я радости читать письмы твои. Скажи мне, мой милый друг, здоров ли ты и посетишь ли меня? Я ожидаю, но не знаю, утешишь ли меня, моя надежда? Ежели тебе, моему бесценному другу, нельзя посетить меня, так уведомь. Я останусь тогда спокойна. Поздравляю тебя, моего прелюбезного друга, с наступающим днем твоего ангела! Молю Бога и ангела твоего, да сохранит тебя. Буди на тебе, моем премноголюбезном друге, Божие и мое материнское благословение».