Спустя неделю или через две после высочайшего смотра в полк еще раз наведывался Аракчеев. Назначался развод с церемонией. Все выстраивались, подтянутые, в выстиранном и выглаженном обмундировании, и с трепетом ждали явления грозного временщика народу. Тишина была такой, что слышалось жужжание мух. Старшие офицеры собирались на правом фланге, лишь они позволяли себе вполголоса переговариваться, гадая, кому какая награда достанется. Строевые офицеры прохаживались вдоль рядов, равняя их, подправляя одежду и снаряжение на солдатах. Без подзатыльников и зуботычин, понятно, не обходились, но били осторожнее, чем обычно, и ругались мягче.
Наконец по рядам проносился шепот: «Идет!» И являлся Аракчеев. Раздавался барабанный бой. Граф подходил к строю и грубым, гнусливым от хронического насморка голосом произносил: «Здорово, гренадеры!» — и под крики «здравия желаем!» и звуки приветственного марша шел вдоль строя, осматривая ряды солдат и офицеров. При этом, конечно же, делал замечания, поругивал, побранивал кого следовало. Бывало, остановится перед офицерами-преподавателями в треуголках, торжественная музыка сразу смолкнет, и по плацу разносится гнусавый аракчеевский голос: «Вы дураки! Не знаете, как надо встречать начальника! Вы должны были поднять левую руку к шляпе!» И тут же приказание командиру полка: «Обтесать этих болванов!» Так с руганью, со словами «дурак», «болван», «нечесаный чурбан» и т. п. граф обходил весь строй. Затем по его приказанию под музыку оркестра на середину строя выносился огромный серебряный поднос, покрытый роскошной салфеткой. Аракчеев подходил, поднимал салфетку, брал с подноса бумагу и громко читал: «Государь император, осмотрев вверенные мне войска, изволил найти их в отличном состоянии, как по фронтовой, так равно и по хозяйственной части; почему за ревностное и неусыпное старание нижепоименованных начальствующих лиц, представленных от меня к наградам, всемилостивейше жалует…» Далее граф называл имена — названные подходили к нему и получали кто орден, кто табакерку или еще что другое, но чаще — просто некоторую денежную сумму.
Раздав награды, его сиятельство обращался к остальным с объявлением: «Государь император поручил мне изъявить вам высочайшее его благоволение за вашу усердную службу». Затем он поздравлял всех получивших награды с монаршей милостью, и на этом церемония заканчивалась.
Десятилетия непрерывного интенсивного труда выработали в Аракчееве одно качество, с особой силой проявившееся в нем как раз в деле по устройству военных поселений, — основательность. Если Алексей Андреевич брался за что, то брался солидно, с размахом. Именно так — основательно, размашисто — устраивал граф военные поселения. Организацию их и деятельность он не пускал на самотек. В первые же годы сей великой эпопеи им было разработано не менее трех десятков разнообразных «положений», «правил» и «уставов», по которым должна была строиться жизнь военных поселян: их быт, работа, взаимоотношения с начальством и т. п. Помимо положений общего характера Аракчеев создал массу конкретных инструкций. Среди созданных им документов были положения о конских заводах и заводах крупного рогатого скота, о заемных капиталах и запасных магазинах, о паровом лесопильном заводе и пожарных инструментах. Было «Положение для парохода военных поселений, действующего двумя паровыми машинами, каждая противу 12½ лошадей», «Устав как должно прилагать о воинстве на ектениях при богослужении в церквах военного поселения». Первым крупным сочинением подобного рода стало «Положение поселяемому батальону Елецкого пехотного полка, сделанное генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии графом Аракчеевым в селе Грузине на реке Волхове 1815 года 1 Генваря».
Выполняя поручение императора, Алексей Андреевич постарался на славу: предусмотрел в Положении такие детали быта военных поселян, которые другой наверняка упустил бы из виду. В каждую из тридцати девяти статей этого документа Алексей Андреевич вложил частицу своей души, так что если б потребовал вдруг от него Господь Бог, призывая к себе, показать духовный свой портрет, он мог бы, пожалуй, со спокойной совестью предъявить ему «Положение поселяемому батальону Елецкого пехотного полка».
Первая статья его гласила: «Военный поселянин есть хозяин дома и земли, который должен быть непременно женатой и хорошего поведения; но чтобы отличить доброго и усердного хозяина от дурного и нерадивого, позволяется Баталионному Командиру о последних представлять ко мне с описанием его пороков для лишения нажитой им собственности и для выключки из военных поселян в дальние гарнизоны, дабы сие служило примерным наказанием и острасткою непекущихся для своего собственного прибытку».
Вторая статья декларировала, что все, данное военному поселянину от казны, как-то: скот, строение и вещи — «есть его собственность, служащая к единственной его пользе, после чего отвечает он начальству за все оное, и чтоб строения были в добром порядке и исправности; из чего и можно будет заключать о его для себя попечительности».