Апсихе (сборник)

Лицо пианиста засияло, он широко раскрыл до сих пор закрытые от солнца глаза и бодро встал со стула. Апсихе ждала, что случится с привязанными ногами, но шнурки были такие невероятно длинные, что пианист совершенно спокойно встал со стула и, не отходя далеко от инструмента, стал кланяться публике. Апсихе тут же выбралась из-за скульптуры чемодана (а может — облачности или горести) и, все еще не замеченная, подползла к роялю. Принялась тянуть его на себя за заднюю ножку, подальше от пианиста. Рояль был тяжелый, но ей все же удалось его сдвинуть. Если бы собравшиеся все время внимательно наблюдали за пианистом и слышали музыку, они были бы куда более восприимчивы к тому, что происходило на площадке. Они, конечно, сразу заметили бы, как жарко играть пианисту, когда солнце плещет через стеклянный потолок и рядом светит прожектор, заметили бы существо под фортепьяно, конечно, заметили бы, как Апсихе привязывала шнурки пианиста к роялю, конечно, заметили бы, что она засунула пальцы в рот, чтобы свистнуть, а теперь тащила рояль за заднюю ножку, в конце концов непременно заметили бы, что шнурки пианиста на поклонах привязаны к роялю и только потому, что по какой-то причине они невероятно длинные, остается достаточно пространства для шага.

Но в ушах все еще стоял резкий звук, и, пытаясь понять, что и почему происходит вокруг, люди перебегали взглядами и жеманными улыбками от одного к другому, только изредка на бегу приостанавливались у пианиста. Их улыбки в свою очередь рассказывали об удивительном пианисте, казалось, это была наименее сомнительная вещь, которую они могли рассказывать друг другу, пытаясь скрыть растерянность и невовлеченность.

Инструмент был тяжелый, но Апсихе сильная. Уперлась, протащила метра полтора и задумалась в недоумении, как же может так быть, что пианист уже и вперед, к слушателям, шагнул, а шнурков все еще хватает. Апсихе, на мгновение остановившуюся, чтобы отдохнуть, заинтересовало новое обстоятельство: из группы людей в сторону пианиста направлялась маленькая девочка с длинными соломенными волосами в голубом комбинезоне. Она робко шла, обеими руками держа букет гиацинтов. Пианист, казалось, узнал девочку, едва заметив, широко раскрыл руки, улыбнулся и присел. Девочка с соломенными волосами на мгновение приостановилась, будто чего-то опасаясь. А пианист улыбнулся еще шире, еще больше раскинул руки, и девочка пустилась к нему бегом. Когда она была почти у потного лба пианиста, под ноги подвернулся провод прожектора, за который она зацепилась. Лицо пианиста изменилось, и в то мгновение, когда девочка зацепилась и потеряла равновесие, не выпуская из рук цветы, он, не раздумывая, прыгнул к ней. Девочка с соломенными волосами покачнулась, но не упала, только поскользнулась на гладком полу и мягко шлепнулась, особенно не переживая о случившемся. Она спокойно смотрела на пианиста, для которого все закончилось не столь благополучно — в прыжке его остановили не бесконечные шнурки, и он грохнулся, приложившись носом. Не больно, как шут, с которым это вроде бы происходит нечаянно, хотя на самом деле все продумано заранее, а аудитория видит трюк даже не в тысячный раз.

Апсихе, зажав рот, хохотала, в большей степени из-за того, как все это выглядит снизу. Смеясь, проследила глазами, куда ведет провод прожектора, доползла до розетки в стене и вытащила вилку. В помещении, которое с самого утра сквозь стеклянный потолок раскаляло солнце, свет прожектора почти не чувствовался, однако, стоило Апсихе вытащить провод, все поглотила почти сплошная темнота, а с нею повисла абсолютная тишина.

Через несколько секунд сквозь стекло и окна со всей яркостью снова засветило солнце. Люди прикрыли глаза, оборачивались друг на друга, пытались шутить, дрожали от непонимания, как и почему случилось, что картины на стенах висят задником к ним, а сами они оказались не просто в выставочном зале, а по ту сторону живописного холста, когда не люди смотрят на картины, а наоборот — картины на людей.