Апшерон

Веревка взметнулась снова. На этот раз летел к ним круг толстой колбасы, перехваченный поясками шпагата. Таир подхватил его в момент, когда он вот-вот должен был упасть в море. Капитан привязал к другому концу веревки целую гирлянду нарзанных бутылок и неожиданно бросил их в воду:

- Вытягивайте, кому пить охота? Жаль, что не водка... А то выпил бы дорогой и отправился рыбам на корм!

Тут уж все дружно ухватились за веревку и благополучно вытянули груз на мостки.

Мастер Рамазан издали наблюдал за происходящим и в душе хвалил капитана "Чапаева", работой и поведением которого он был вечно недоволен. "Раз на своей дырявой посудине добрался сюда, значит, храбрец", - повторял он про себя.

Точно угадывая эту мысль, капитан с гордостью выпятил грудь и окрикнул его:

- Эй, уста! Я услышу когда-нибудь от тебя хоть одно доброе слово?

Рамазан знал, на что намекает капитан. В самом деле, старик ни разу не похвалил его. Но сейчас он, смеясь, сказал:

- Отныне я в дружбе с тобой. Спасибо!

Бурильщики сели за еду. После длительной голодовки и напряженного труда каждый положенный в рот кусок казался особенно вкусным. Лица всех оживились, все много говорили и смеялись. Подобно тому, как добрая и ласковая мать, собравшая своих любимых ребят вокруг уставленного всякими яствами праздничного стола, радуется, глядя на своих детей, так мастер Рамазан заботливо и радушно угощал свою бригаду.

6

Узнав, что отец живым и невредимым добрался до своей буровой, Паша в прекрасном расположении духа сидел дома и рассказывал жене и матери об интересных случаях из своей фронтовой жизни. Неожиданный телефонный звонок оборвал беседу. Пашу вызывали в городской комитет партии. И сам Паша, и все члены семьи знали зачем: безделье уже наскучило Паше, и он подал заявление о назначении на прежнюю работу.

Его принял второй секретарь горкома и передал ему предложение Асланова:

- Мы нашли целесообразным использовать вас здесь, в аппарате горкома.

- А в чем будут состоять мои обязанности? - поинтересовался Паша.

- Думаем назначить вас заведующим одним из отделов. До войны, если не ошибаюсь, вы были пропагандистом райкома, не так ли?

- Да. Я и сейчас хотел бы заниматься этой работой. Люблю бывать на промыслах, среди рабочих. Люблю работать с ними. Когда-то я умел быстро находить с ними общий язык.

- Это очень кстати. Как раз такие товарищи нам и нужны. Вы были на днях на совещании нефтяников?

- Нет, не пригласили меня. Но я расспрашивал отца, и он довольно подробно рассказал мне обо всем, что там говорилось.

- Стало быть, вам известны ближайшие задачи бакинской организации? Аслан Теймурович настаивает на том, чтобы мы усилили аппарат горкома людьми, закалившимися в огне войны.

Пашу все же тянуло к прежней работе пропагандиста райкома. Он считал, что лучше заниматься делом, которое тебе хорошо знакомо, чем гоняться за должностью, для занятия которой у тебя, может быть, и не хватит знаний и опыта.

- Вы знаете, - возразил Паша, - я с удовольствием принял бы ваше предложение и во всяком случае благодарен и вам, и товарищу Асланову за оказанное доверие. Но... не считаю себя достаточно подготовленным. Ведь я...

- Вы скромничаете, - оставаясь по-прежнему серьезным, прервал его секретарь горкома. - Готовых руководителей не бывает. Придете, ознакомитесь с характером работы, а мы не откажем вам в своей помощи.

Паша не сдавался:

- Во всяком случае, я просил бы вас довести до сведения товарища Асланова о моем желании работать в райкоме.

Секретарь был раздосадован упорством Паши. Тем не менее он подошел к телефону и набрал нужный номер.

- Товарищ Асланов, - сказал он, - тут я беседовал с Пашой Искандер-заде... Да у меня... Нет, хочет пойти на прежнюю работу... Хорошо. - Секретарь положил трубку и, взяв со стола папку, поднялся. Вызывает к себе. Пойдемте.

Паша встревожился.

- Но что я ему скажу?

- То же самое, что говорили мне.

Поднимаясь по лестнице с четвертого этажа на пятый, Паша мысленно составлял свое заявление Асланову:

"В хороших работниках нуждается и низовой партийный аппарат. Дайте сначала поработать там, проявить себя, а выдвинуть никогда не поздно. Все-таки прошел уже большой срок, я оторвался от партийной работы. Боюсь, что не принесу той пользы, на которую вы рассчитываете".

Когда Паша вошел вместе со вторым секретарем в кабинет Асланова, все заранее подготовленные слова мигом вылетели у него из головы. Асланов встретил его приветливой улыбкой, пожал руку и сказал в шутку:

- Ну что - отвоевались, теперь можно и отдыхать? Садитесь, пожалуйста!

- Нет, товарищ Асланов, - возразил Паша, - вынужденное безделье тяготит меня.

- Чем в таком случае не устраивает вас наше предложение?

Только сейчас Паша вспомнил свои доводы. Но ему было как-то неловко высказать их. Перед ясными глазами Асланова, излучавшими всю внутреннюю силу этого человека, он почувствовал себя беспомощным, какая-то безотчетная робость сковала ему уста.

- Браться за легкую работу может всякий. Это не требует ни смелости, ни искусства, - внушительно сказал Асланов.