Апрельское Затишье и Майская буря

Праздность, воспетая Раем в земле.

Мне

не понять

никогда,

что

внутри

Женщин

сидит,

что

они

за

зверёк.

Верю,

что

правда

бежит

не в дали,

Рядом

блуждает

и ведьминский

рок.

1 — 2 декабря 2023.

Рожденье

В большой кроваво-красный зал зашёл

Больной — дитя ночИ, преступник тьмы.

Какой закон читался? чёрен час.

Напротив бредом шла пустая смерть.

Стекала кровь по стенам, дрожь брала,

В обмане жил больной, но суд честной

На правду должен выйти через миг,

Опасность — честно — рядом, страшен век.

Из трона пели кости бесов всех,

На чёрте главный чёрт из нас — судья.

Петром Великим мял ковры больной,

Не робко плёлся он, не знал, забыл.

«Великий грех — обман», — кричал с руки

Безликий чёрный врун, чертёнок, словно в песнь,

Комично, глупо зыркал глазом он.

Светился Дьявол, даже встал весь суд.

«Гублю, топлю толпу людей в крови,

Рублю, но толку? Плачут все — одна

Уж мука нА всех; ты же взял себе

Одну, но боль сильней любых котлов»

«Обман какой устроил, стынет кровь!

Смеялся сколько! Плёл интриги чувств!

Глаза горели, дальше гроб ковал!

Лопатой землю рвал, за это мы!..»

«…Даруем титул высшей твари, всё!

Как дух избитый бьётся, только взгляд

По чувствам твой скользнёт; трясёмся мы

От туч твоих ужасных, будь же наш король!»

В большой кроваво-красный зал зашёл

Больной, а вышел Дьявол, взявший жизнь

Всего одну, но, Боги, словно тьму.

Побойтесь нагло брать, губить и врать.

4 декабря 2023.

Телефон, который никогда не зазвонит

I

Любовь — самая загадочная вещь на свете. Она способна окрылять даже тех, кто уже однажды разбивался о водную гладь, тех, кто думал, что больше никогда не сможет подняться к небу. Но случается так, что небо, к которому стремятся двое людей, — недостижимая, лживая иллюзия. Такой мираж растёт и крепнет от чувства возможного разочарования. Чем же дальше продолжается полёт в этих мутных облаках, тем больше летящие трезвеют, осознают глубину, уродливость лжи. Удивительным образом неудачные отношения оставляют на душе не зарастающие шрамы, усиливающиеся от новых расставаний и скрывающиеся (или отодвигающихся) новыми же соединениями. Слова, которые торопливой вереницей проследуют ниже, для одних могут показаться нелепым бредом, для других же, стоит надеяться, хотя бы немного откроют завесу недостижимой истины.

II

В одной из невысоких, но обыденно длинных в квартал, советских пятиэтажках в один тоскливый, плаксивый день сломалась линия телефонных передач. Тогда, когда чужой разговор может быть подслушан и даже вклинен другим человеком, соседом например, с другого телефона. Подобное как раз произошло на улице N…

Открытие этого недоразумения двумя молодыми, разными, но такими близкими по духу, людьми произошло не сразу. Первым заметил Алексей Владимирович — сгорбленный, перекошенный, словом, бывший уродом по собственной внешней натуре — он разговаривал со своим врачом по телефону (обсуждали боли в позвоночнике), изрядно кашлял, так как был к тому же в тот момент подавлен разразившейся осенней болезнью.

— …Вы уяснили мои рекомендации, Алексей Владимирович? — бурчал раздражённый врач. Был он недоволен, в первую очередь, неуспехами своего клиента, состояние которого день ото дня ухудшалось; постоянно кашлявший, готовящийся выплюнуть собственные грязные фильтры-лёгкие, Алексей Владимирович грозился, сам того не осознавая и, конечно, не хотя, угодить в больницу на диспансеризацию; во вторую очередь, хотя тут уже скорее чистая софистика, у врача были некоторые проблемы в семье, его то и дело перебивали криками, слышался звон невинно битой посуды, это обстоятельство раздражало именитого сотрудника платной клиники ещё пуще. Последняя же причина вынуждала врача чуть ли не брызгать слюной и обзывать клиента. Чувствуя, что Алексей Владимирович разговаривает невовремя (хотя звонок был совершён не им), он всё пытался скорее положить трубку старого красного телефона, но тщетно — разговор всё никак не сходил на нет, похоже врачу было это не слишком выгодно, последний всё старался оттянуть момент раболепских оправданий перед разъярённой женой.

— Да-да, — уверял Алексей Владимирович, лая в локоть. По правде говоря, он лгал, в ту жизненную секунду ему более всего хотелось провалиться под землю, неудачи, как это бывает, пожалуй, со всеми людьми, били по щекам сильнее, чем даже морозный ветер в шторм потому, что первая доставала до души, а вторая — только до челюсти.

На другом конце трубки послышался хлопок, похожий и расценённый Алексеем Владимировичем как чих. Отчасти по-детски, ведь его всё же неявно отчитывали и выплёскивали эмоции, отчасти из уважения, но большею частью по инерции, больной вымолвил тихую фразу, боясь хотя бы на секунду перебить спикера, едва не переходящего на крик:

— Будьте здоровы, Василий Васильевич.

На миг, показавшийся вечностью для с детства асоциального Алексея Владимировича, ор на конце трубки прекратился: