Апрель

Солнечные лучи тускло пробивались сквозь закопченные стекла фонаря. В глубине сарая чернела вагранка. Осмотрев ее, Александр Игнатьевич убедился, что она может еще послужить. Два ручных литейных ковша и несколько мелких опок лежали в углу. Земляной пол был неровный, бугристый. На высоких бугорках к тусклому солнечному свету тянулась молодая зелень.

Мастерской, видно, давным-давно никто не интересовался. Всюду валялись осколки разбитых опок и заплесневелые куски шамотного кирпича.

— Можно, Александр Игнатьевич, в этот сарай живую душу вдохнуть и заставить вагранку чугун варить?

— Можно, Вася. Переоборудовать только надо. Добыть опоки нужных размеров, ковши, но не это главное. Душа — это прежде всего люди.

Выйдя из мастерской, Александр Игнатьевич подсел к детям, разговорился с ними.

— Здесь жила Фрици, — сказал мальчик, протянув руку с гармошкой в сторону мастерской.

— Кто это Фрици?

— Сова. Она очень страшно кричит по ночам.

— Придется Фрици поискать себе квартиру в другом месте, где-нибудь на кладбище.

— А разве вы собираетесь здесь что-то делать?

— Возможно.

— Тогда вам придется спросить разрешения у дядюшки Вилли.

— Он хозяин мастерской?

— Нет, но у него живет Грета — вот эта девочка. Она сирота. Ее отец был хозяин.

Голубоглазая девочка с короткими косичками потупилась при этих словах.

— Как тебе живется, Грета, у дядюшки Вилли? — спросил Александр Игнатьевич.

— Хорошо, — коротко ответила девочка.

— Дядя Вилли хороший, — убежденно проговорил вихрастый музыкант. — Он, правда, любит поворчать, но всякий раз, когда мы уходим играть, дает нам по бутерброду.

— Ну, малыш, веди меня к дядюшке. Мне нужно с ним познакомиться.

Дядюшка Вилли был хозяином «Веселого уголка» — небольшой пивной на углу улицы. Обычная захудалая пивная, в которой посетители больше играют в кости и болтают, чем пьют пиво. Сидя за прилавком, хозяин «Веселого уголка» от скуки клевал носом. Газета и квадратные очки в роговой оправе лежали на его коленях.

Увидев посетителей, дядюшка Вилли стряхнул с себя дрему, приветливо улыбнулся и, убрав газету, склонился над прилавком. Розовощекий толстяк с короткими и толстыми, как сардельки, пальцами, он напоминал ленивого разжиревшего кухонного кота. Круглые глаза и прямо торчащие жесткие усы усиливали это сходство.

— Здравствуйте, господин русский офицер! — невнятно пробормотал он. — Есть пиво, есть вино. Что прикажете?

— Давайте пива. Но, кроме пива, у меня к вам дело.

При слове «дело» дядюшка Вилли выпрямился, быстро надел очки и внимательно уставился на Александра Игнатьевича. Сонное выражение исчезло с лица. Жесткие усы шевельнулись.

— Я слушаю вас, господин русский офицер.

— Какое отношение вы имеете к литейной мастерской?

— Ах, вот что! Сию минуту. Я подам вам пиво и все объясню.

Дядюшка Вилли снял очки. Лицо его снова стало сонным и вялым. Он лениво поплелся в угол, где стояла бочка с насосом. Разговор о мастерской он, видно, не считал серьезным делом.

Александр Игнатьевич и Василий сели. Дядюшка Вилли принес две кружки, положил под них картонные кружочки.

— Вас интересует мастерская, господин русский офицер? Должен откровенно вам сказать, что над этой мастерской… — Тут взгляд его остановился на малышах, которые стояли в углу, видимо намереваясь слушать разговор взрослых. — А вам что здесь нужно, воробьи? Марш на свежий воздух, на солнце! Вам еще рано вдыхать пивные пары!

Ребята вышли. Дядюшка Вилли придвинул ногой табурет, уселся.