Апрель

Врагами нас сделает вновь?

Послушай, Америка, сердце мое:

Радость оно поет.

Но знаю: к сердцу,

Что в черной груди живет,

Лишь черная мать припадет.

Хоуелл мрачнел все больше и больше, а когда Джо закончил, неторопливо налил в стакан вина и подал его певцу. Джо протянул руку за стаканом, но Хоуелл вдруг поднялся из-за стола и выплеснул вино в лицо солдату. Джо вздрогнул от неожиданности и отступил на шаг назад.

— Умой свою черную рожу, Джо! — проговорил Хоуелл. — Ты что пел, скотина? Где ты научился таким песням? Где песня о черной Кет, что согрешила с черным Томом в субботу? Ты что, забыл ее? Или задался целью портить мне настроение?

— Нет, сэр. — На щеках Джо капли вина блестели, как слезы. — Эти песни петь не время. Война так недавно закончилась.

— Ах, вот о чем ты думаешь! Я вышибу все вредные мысли из твоей головы! Для твоей же пользы. Меньше думай, больше занимайся спортом! Джо, мы на ринге!

Хоуелл стал в боксерскую стойку и начал наступление на негра. Тот умело, но вяло парировал удары капитана, медленно отступая к веранде квартиры Лазаревских. Став на цветник у веранды, Джо понял, что отходить дальше некуда, и подался в сторону, но тут Хоуелл нанес ему сильный удар в солнечное сплетение. Застонав, Джо повалился. Лаубе отсчитал секунды. Джо не поднимался.

— Вы победили в первом раунде, — резюмировал Лаубе. — Поздравляю вас, капитан.

Тяжело дыша, Хоуелл возвратился к столу и налил себе вина.

— Продолжим воскресные развлечения в другом месте, джентльмены, — проговорил он. — Лаубе, приготовьте вино. Мы поедем в Пратер. Машину поведу я.

Выходя со двора на улицу, Лаубе остановился возле бесчувственного негра, посмотрел на него, усмехнулся:

— Атомный удар. Вашим противником быть опасно, мистер Хоуелл!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Старый хаусмейстер Иоганн привел Джо в чувство и помог ему подняться. Джо, пошатываясь, побрел к выходу. Старик догнал его, торопливо заговорил. Он предлагал солдату привести себя в порядок. Джо немного знал по-немецки. Старик указывал на испачканные шаровары солдата, проводил ладонями по лицу и фыркал.

— О’кей! — безразлично сказал Джо, поняв, что предлагал ему старик.

В каморке старого Иоганна Джо почистился и умылся. Старик принес бутылку вина. Джо тронула эта забота совершенно чужого человека. Схватив руку хаусмейстера, он долго ее тряс:

— Спасибо, большое спасибо! У меня есть мать, одна она могла бы утешить меня, но она далеко. За океаном. На Юге. Она слепа, моя старая Георгия. Она сидит на пороге, слушает. В кладовке суетятся мыши, грызут сухие зерна маиса, а старая Георгия ждет своего Джо. Он уплыл за океан — сражаться за справедливость. Такие слова говорили в Америке во время войны. А сегодня… вы видели эту завоеванную нами справедливость. Капитан американской армии Хоуелл незаслуженно ударил ветерана войны — солдата-негра Джо Дикинсона… Мне очень горько! Что же я принесу своей матери, возвратясь домой? Только эту горечь! Она услышит мои шаги на дороге, встанет с порога, протянет навстречу руки. Что же я скажу ей? Так часто я покидал ее, чтобы построить с товарищами новый мост. Мы строили в Чикаго, в Мичигане, в Мериленде, в Нью-Йорке, на Западе — так далеко от бедного дома моей матери. Я приносил ей свои обиды и горечи, она успокаивала меня, и я снова уходил за новыми обидами, новыми горечами…

Старик слушал Джо, сочувственно кивая головой.

— Господи! — сказал он, когда Джо умолк. — Я еще не видел такого свинства, какое творят ваши соотечественники в Вене. Наци, скажем, тоже творили, но то были наци, они начали со свинства, им и закончили. А ваши… Похоже на то, что они очень завидуют молодцам фюрера в коричневых рубашках. Я простой человек, но мне кажется, что все это очень и очень нехорошо.

Выйдя в сопровождении хаусмейстера Иоганна на улицу, Джо обнял его на прощанье:

— Я вас буду всегда помнить. Спасибо!

— Прощайте, — сказал Иоганн.

Вечерело. Джо решил немного побродить по улицам. Хоуелл сегодня, очевидно, загуляет, и торопиться незачем. Темными переулками Джо вышел к центру. Над подъездом комфортабельной гостиницы вяло свисал звездно-полосатый флаг. Подъезд был ярко освещен, наряд солдат, перепоясанных белыми поясами, в зеленых касках, стоял на тротуаре. Джо остановился на противоположной стороне улицы. К гостинице подкатило несколько машин. Из них вышли два американских и один английский генерал. Часовые взяли на караул. Адъютант распахнул перед высокими гостями дверь.

«Генералы съехались на совещание», — подумал Джо.

С этой гостиницей под звездным флагом у старожилов города было связано давнее и мрачное воспоминание.