Апперкот

Когда вороватого интенданта все же скрутили, тот ничего пояснить не мог, только хрипел, заливаясь пеной. Видимо, совсем рассудком тронулся. Но сыскные чины, занимавшиеся расследованием по «чиновничьему делу», по бумагам и прочим уликам, найденным у него, быстро выяснили, что планировалось продать украденный провод повторно, да вот нужного человека, с которым уже не раз дело имел к обоюдному удовольствию, моряки на своих броненосцах в кандалах во Владивосток увезли. С тех пор и ждал бедолага каждый день, когда же и за ним придут.

А сперли этот телефонный провод тоже дружинники, только из Севастьяновки, нанятые для этого подручным интенданта из тюремной охраны. Того сместили с «теплой» должности, заменив прибывшим из Владивостока прапорщиком, вот он и обиделся. А тут еще и гешефт неплохой предложили. Он и решил совместить приятное с полезным[6].

Посланные арестовать вертухая полицейский урядник со старостой вернулись ни с чем. Севастьяновские «гнилые» дружинники тоже успели скрыться от правосудия. Такие вот высокие моральные принципы и понятие о патриотизме бытовали у некоторых «защитников» Сахалина. К счастью, далеко не у всех.

За два месяца все же успели сделать немало. После нескольких телеграфных понуканий, а потом и гневного окрика из Владивостока, в Хабаровске форсировали формирование батальонов, усилив их, и к началу июля уже доставили на остров. Первый из них вместе с новой трехдюймовой батареей включили в состав сил обороны Северного Сахалина, а второй вместе с двумя привезенными из Николаевска-на-Амуре старыми конными батареями разместили на сухопутных и противодесантных рубежах обороны порта Корсаков, заменив им Корсаковский резервный батальон, переведенный в Соловьевку. Значительно расширили сеть сигнальных постов на всем побережье, с обязательной телефонной или телеграфной связью. Кроме того, берег на десантоопасных участках постоянно контролировали конные и пешие патрули.

Благодаря этим мерам начало вторжения в залив Анива было обнаружено своевременно. Очень быстро стало известно, что японцы тралят подходы на участке побережья от деревни Морея до селения Савина Падь, всего в 10–15 верстах от самого Корсакова. Видимо, именно там и будет высадка. Численность десанта, исходя из размеров и количества подошедших транспортов, оценивалась в шесть-семь тысяч человек. Это в пять раз превышало численность всего гарнизона южного Сахалина.

Однако, несмотря на это, русские напали первыми. Когда японцы еще только начинали высадку, к Савиной Пади выдвинулись конная батарея и пулеметная полурота с легкими пушками и расчетами из матросов-новиковцев. Имея четыре 47-миллиметровые скорострелки Гочкиса на самодельных колесных станках и два пулемета Максима на пушечных лафетах, моряки заняли подготовленные загодя засадные позиции в зарослях на берегу.

Когда японские шлюпки двинулись от транспортов, орудия и пулеметы ударили из кустов с прямой наводки. Открытый ими внезапный кинжальный огонь с высокого обрывистого берега по еще не ступившей на землю пехоте внес в ее ряды заметное замешательство. Как-либо ответить с раскачивавшихся шлюпок, в которых все время валились сраженные пулями и осколками люди, японцы не могли. Открытая частая пальба из винтовок оказалась совершенно бестолковой.

За пять минут бешеной стрельбы, расстреляв все снаряды с передков и пулеметные ленты, что вытащили на передовую позицию, русские откатились в распадок позади отрытых двориков, дававший надежное укрытие, еще до того, как японцы опомнились и накрыли засаду артиллерией. Туда же на руках закатили и пушки с пулеметами. Оставшиеся в полуверсте в стороне пластуны из добровольцев, наблюдавшие за противником, вернувшись после окончания обстрела с японских кораблей, сообщили о больших потерях среди все же добравшихся до берега японцев, как в людях, так и в высадочных средствах.