Аппендикс

– Вот вам и интеграция, о которой нам так увлекательно рассказывали, посмотрите-ка! Добро пожаловать разбойничать в нашу страну, дорогие гости! – за взвизгом отодвигаемого стула последовал глухой, хрипловатый голос из-за моей спины. – Интересно, почему прекраснодушные политики, которые тешат нас сказками о прелестях смешения культур, не объявят референдума, чтобы мы сами решили, согласны мы принимать этих сукиных детей или нет?

– Результаты были бы неподходящими, потому и не объявляют, – вступил второй, в произношении которого слышались слабые сицилийские нотки. – Посмотрите-ка, что происходит: режут, грабят каждый божий день, сотни смертей от рук иммигрантов, это же просто варвары! Никаких традиций, никаких устоев, забивают нас уже прямо у символа нашего города!

– Всех подпольных иммигрантов принудительно – в наручники и отослать отправителю, – откликнулся третий. – Этот сюрпризец нам приготовили наши милейшие политики, мерзопакостные коммунисты, будь они неладны. Все по их вине! Бедная Италия!

– Ты прав, вся эта гадость свалилась на нас вместе с Берлинской стеной. Но и церковь со всеми своими объединениями подсобила. Ведь ни в какой другой стране мира нет такого количества ассоциаций, обогащающихся под видом помощи несчастным, все эти святые отцы – просто волки в овечьей шкуре! Это при нашем-то кризисе мы должны отрывать от себя на их нужды по три миллиарда в год, когда они даже не платят налога на недвижимость! Странная у нас республика, нечего сказать! Оливкового масла, пожалуйста, – вернулся первый голос.

– Последнее время нам напоминают, что среди нас тоже были эмигранты, но мы-то несли образование и культуру отсталым народам! Уже столетия назад наши предки-католики, – и незачем напрасно обвинять церковь, – обучали темные народы. Строили школы, возводили храмы, делали прививки младенцам, которые до того мерли как мухи. А эти ведь – наоборот – гадят и разрушают. Вот Милан, например, был раньше прекрасным городом. Мы трудились, и все еще продолжаем, на всю страну, и город наш рос на славу, а сейчас – это просто касба, мусульманский притон.

Наконец я обернулась. Их было трое. Мужчины среднего возраста вполне симпатичной, хоть и затертой наружности. В руках у одного была раскрытая газета.

– Ну, снова старая песенка про Милан, который горбатится, когда остальные палец о палец не ударят. А Рим, конечно, – вор, который у вас все отхапал, да? И когда это Милан был прекрасным городом? Ты, наверное, его перепутал с Неаполем или Катанией, – засмеялся римец, а сицилиец улыбнулся в усы.

– Сперва выходцы с Юга, а теперь эти негры заполонили собой наши края, им, наверное, еще в детстве дают заглотить магнит, иначе непонятно, почему их прямо так и тянет на север, – продолжал бубнить обиженный миланец.

– Простите, а что произошло? – обратилась я, не дослушав, к еще одному мужчине, сидящему тоже с газетой в руках за соседним столиком.

– Не знаю, госпожа, о чем речь, я ничего не слышал, простите, – захлопнул он веки.

– Да о том, что вчера вечером у Колизея двое румын опять избили и ограбили итальянца! На этот раз – журналиста, – ответил за него миланец. – Вы заметили, кстати, что большинство преступлений совершается одними и теми же национальностями экстракоммунитариев?[22] Румынами, славянами, североафриканцами, ближневосточными. Вот их в первую очередь и нужно отправлять домой. Прямо под зад! Сами-то они к себе не жаждут, у них-то самих законы построже, чем в нашей добренькой Италии. Бросить их по одному в море с камнем на шее, вот и все. Никто по ним плакать не станет!

– Вот пусть из Милана и присылают подмогу, чтобы бросать. Наше море – ваши руки. Вы же так любите труд. Кто вам будет в Риме камни таскать, да еще и к шеям привязывать? – усмехнулся римец. В его паруса, кажется, дул уже совсем другой ветер.

– Господа, – из-за еще одного столика поблизости вмешался, подняв лицо от айпада, паренек с бородкой, – ведь есть презумпция невиновности: вина не доказана, нет смысла сейчас кого-то обвинять. Простите, но в вашей речи есть несуразности, – повернулся он к миланцу, – славяне, североафриканцы, ближневосточные, как вы выразились, все это – никакие не национальности. А румыны уже, можно сказать, не экстракоммунитарии. И откуда вы знаете, что это были румыны? Сам пострадавший подтвердил, что не мог разглядеть и по речи установить национальную принадлежность преступников.

– Да потому что это весьма правдоподобно, молодой человек!

– Правдоподобно? И это вам кажется достаточным аргументом для обвинения? А если я скажу, что весьма правдоподобно, что вы, например, украли у меня кошелек?

– Ну и хам, стыдитесь, молодой человек, развешиваете уши для сказок левой шушеры, вместо того чтобы учиться, работать и содействовать благу своей страны, – загудели мужчины, среди которых было прибавление. Подошли две их знакомые, наверное коллеги.