Апостолы игры

– Я уже паркуюсь. Не по телефону. Минуту….

Демон нажал отбой. Вот и всё. Отложил телефон и, в остальном не меняя позы – Вайдас, Ричард, Марюс – больно во всю силу челюстей сжал зубами левую ладонь. Макс, Шмель. Ровно за угол плоти между большим и указательным пальцами. Как спасти вас, герои, и без того не желающие взрослеть? Окровавленной рукой взял вновь зазвонивший телефон. Лиздейка.

– Да…. Спасибо, Ка, я уже и так понял. Вот и всё.

* * *

Кястас проснулся ровно в четыре утра. Проблемы то ли с акклиматизацией, то ли с нервами, то ли просто – проблемы выбора. Не понять. Заставил себя закрыть глаза и отрешиться от – не уточняя, просто отрешиться, и так, имитируя отдых, пролежал ещё час. Потом признал поражение, философски отметив, что, раз так, хотя бы с одним решением определился.

Встречавший его вечером в аэропорту Симас уже возле дома спросил, когда Потёмкинаса ждать на работе. Отпуск номинально заканчивался в начале следующей недели, так что выбор у Кястутиса был. Номинально, потому что прослуживший бок о бок с Потёмкинасом четыре последних года Симас знал, что напарник не станет держаться за формальности просто ради того чтобы пропустить пару лишних дней службы. В обычных обстоятельствах Кястас даже не стал бы задумываться: всё запланированное на отпуск сделано, а на службе всегда есть, куда себя приложить. Значит, на службу. Но сейчас в ответ на вопрос Мантаса уточнил – есть ли что-то срочное, и, выяснив, что, в общем-то, ничего по-настоящему срочного нет, только пожал плечами. Будет видно.

Не то чтобы выходить не хотелось. Благословение любимой работы – на неё всегда хочется. И какой бы насыщенной ни оказалась поездка в Венесуэлу, все собранные там впечатления не могли затмить ни банальной тоски по сослуживцам и рабочей рутине, ни жажды профессиональной деятельности. Они просто были чем-то другим. Должны были быть. В этом-то и была загвоздка: кое-какие из отпускных впечатлений беспардонно влезали в запрещённые сферы, влезали в привычную рабочую текучку, назойливо заставляли оглядываться на них, накладывали свой отпечаток и на рутину, и на профессию.

Что делать с Ромой? Как продолжать работать после событий в особняке Дельгадо? Эти вопросы требовали тщательного размышления, но времени на него до сих пор не выпало. Не сейчас, на ходу ничего не решить – сразу после финального свистка матча с Доминиканской Республикой начал отмахиваться Кястас от бешено пульсирующих в висках вопросов. Вопросы, казалось, терпеливо соглашались ждать, но не уходили из сознания, оставаясь где-то на периферии: пылинкой в левом глазу, зудом в затылке, покалыванием в мочках ушей. Если не сдавать ДНК на экспертизу – как дальше работать? И как дальше общаться с Ромкой вообще? А может, всё-таки, не совпадёт? Позёрство со стороны AWP, обида на мнительность и пустые подозрения. Конечно, позёрство, как же. Он же практически сознался. Это можно игнорировать? А можно стоять на страже закона одного государства, игнорируя оставленные за спиной в другом трупы фактически детей? Оправдывает ли, что эти трупы фактически спасли жизнь стража закона другого государства и фактически одобрены им? Оправданы им. Почему получается, что эта кровь на руках Кястаса каким-то образом оправдывает в его глазах кровь на руках Ромки? И то, что эти трупы фактически уравнивают его и Ромку, может это и является достаточным оправданием взятой на руки крови? Может ли это являться достаточным оправданием? Для себя? Для закона? Как всё это вообще встраивается в службу закону и как служба закона встраивается во всё это?

Оставленные за отсутствием времени вопросы в отсутствии контроля сознанием оставались сами с собой и сами себя думали. Развивались, эволюционировали, набухали лимфатической опухолью в то время пока Потёмкинас старательно прикидывал сколько времени и какие условия нужны, чтобы за эти вопросы взяться. Например, можно использовать остаток отпуска – не для того, чтобы прятаться от проблемой и тянуть время, а чтобы решить. Решить, как эту проблему решать. . Хороший вариант.

Но, проснувшись в четыре и до пяти слушая как ворочаются в мозгу вопросы, пока он не думает о них, понял – нечего ждать. Понял, что на работу он выйдет не в понедельник, а сейчас – через пару часов. Пока не понял, что именно он будет там делать и как, но пойдёт и что-то и как-то сделает.

На службе встретили радостно, радушно. Ловили в коридоре, блокировали у кофейного аппарата чтобы восхититься игрой, чтобы послушать его рассказы об игре. И стоило бы остановиться, стоило бы рассказать, это тоже было бы оправданно, но снова – не столько принимая решение, сколько позволяя ему вершиться, пресекал попытки, прорывался сквозь заслоны – в свой кабинет, к отчётам Симаса.