Апостат

В ответ на это заявление люди заволновались уже более явно. Им совсем не хотелось, чтобы их что-то там касалось…

– Хорошо, Эль Муджах, – кивнул Фатир, все еще выглядя рассерженным. – Говори, но только быстрее, пока мои почтенные гости не заскучали! Отчего ты ворвался ко мне, словно началась война? В чем же дело?

– Дело в нашем восточном соседе, который, похоже, возомнил о себе слишком многое! Я говорю об империи Исхирос!

Вопреки ожиданиям публики, амир благосклонно покивал молодому главе рода, а не прогнал его прочь. Поэтому остальные тоже позволили себе выразить сдержанное согласие с этим изречением.

– Имперцы настолько сильно погрязли в подлости и бесчестии, что перестали даже пытаться скрыть это, – продолжал вещать Эль Муджах. – Поверьте, я долгие годы жил среди них и знаю, о чем говорю! Судьба свела меня с человеком, который чудом сумел сбежать от произвола, который творится на их землях. Он простой торговец, люди! Наш земляк, сын пустыни и степей, как и мы с вами. Но власти приграничного Махи схватили его, не имея никаких на то оснований, и долгое время пытали, вынуждая сознаться в том, чего он не совершал! И этот человек сегодня пришел со мной.

Глаза правителя опасно сузились и потемнели, словно подступающие грозовые тучи, а сам он разгневанно приподнялся с мягких подушек. Первым делом гости подумали, что гнев Фатира направлен на незваного визитера, однако вскоре поняли, что ошиблись.

– Так покажи нам его! – молвил амир. – Если все так, как ты говоришь, то это очень серьезно! Подданные султаната – люди, за которых я несу ответственность! Поэтому я не могу молчать и бездействовать, ежели где-то по отношению к ним твориться подобное беззаконие!

Эль Муджах низко поклонился своему господину, а затем изобразил неуловимо короткий жест кистью. И практически сразу же под своды трапезного зала стража, придерживая под руки, ввела изможденного и обезображенного мужчину. Он вяло переставлял свои ноги спотыкаясь практически на каждом шагу, и только лишь могучие Аль’сура, крепко держащие гостя под локти, не давали ему растянуться плашмя на пышных коврах.

На приведенного Кавимом купца было в самом деле жалко смотреть. С первого взгляда становилось понятно, что этот бедолага лишь чудом пережил заключение в застенках Исхироса. И вряд ли уже когда-нибудь вообще оправится от последствий тяжкого плена.

– Как твое имя? – воззрился на искалеченного соотечественника амир.

– Меня зовут Зулхар Ибн Гулла, мой повелитель!

Измученный купец попытался изобразить глубокий почтительный поклон, но не удержал равновесия, и стражам дворца пришлось его спешно ловить, чтоб он не расшиб себе лицо. Потому правитель, видя, что его собеседник находится не в самом лучшем состоянии, приказал усадить его на пол прямо перед собой. И хоть простолюдину вообще не полагалось сидеть в присутствии правящей особы, никто из приглашенных вельмож не проронил ни единого слова на этот счет. Если правитель решил, что его сие не оскорбляет, то кто они такие, чтоб спорить?

– Чем ты занимался в Исхиросе? – Продолжил расспросы Фатир Эль Шех, когда купец неуклюже пристроил свое пострадавшее тело на подушках.

– Я просто торговал, мой повелитель! Причем, я даже не был какой-то примечательной фигурой, а просто возил товары из Махи в Джамли и обратно…

– Тогда поведай мне и моим гостям, что приключилось с тобой на чужбине?

И Зулхар Ибн Гулла, заламывая руки и заливаясь слезами, принялся излагать свою историю. Чем больше он говорил, тем сильнее портилось настроение у собравшихся на пиру вельмож. Все ниже опускались их насупленные брови, все чаще хрустели сжимаемые в гневе кулаки и срывались с уст сдавленные проклятья.

Единственное, о чем мужчина умолчал, так это лишь о том, какойименно товар он привозил из Исхироса. И, конечно же, беглый работорговец не посмел упомянуть о мальчишке с проклятым именем, с которого и начались все его злоключения…

***

Получив столь болезненную пощечину, командующие вражеской армией побоялись снова лезть на рожон. Вместо этого они сосредоточили усилия на уничтожении наших фортификационных построек. Поэтому вот уже который день третье кольцо подвергалось усиленной бомбардировке огромными глыбами из не менее гигантских требушетов. Вместе с тем имперцы принялись расчищать себе путь для грядущего штурма сквозь опасный пригород, призвав себе на помощь разрушительную и опасную стихию – огонь.

Слишком свежи были воспоминания легионеров о мощных разрывах и столбах пыли, превращающих день в сумерки. Потому они попытались уничтожить заложенные мной артефакты методом пожога ветхих лачуг, прежде чем снова рисковать идти на приступ. И должен сказать, что при такой плотной застройке деревянные хибары должны были выгорать целыми гектарами, если бы не одно «но». И этим «но» оказался я.