Аполлоша

Гоша решил вообще не затрагивать тему биржи и статуэтки.

Но Игната распирало, он строил золотые замки, окончательно впал в мистику и метафизику, но вдруг вернулся к прагматичному вопросу, заданному накануне другом.

– Зачем деньги? Куплю дом в Сан-Франциско, на берегу океана. Будем гулять, виски пить, английский выучу малость. А на пару-тройку месяцев буду возвращаться сюда, на Чистые пруды, подышать воздухом юности, кошелек пополнить вместе с Аполлошей. К моим на могилку ходить буду.

– Насчет могилки я тебе понимаю. А вот остальное… Играть ты и там можешь! – провокационно заявил Гоша. – Там тоже биржа есть, а бог твой греческий – ему по фене, где тебе ставки подсказывать. Кстати, в казино не пробовал? Там еще быстрей и круче. Или в карты. У меня знакомые есть, могут устроить подпольную игру в катране. Нет, вообще, в Америке биржа богатая, глядишь – и миллиард надыбаешь.

– Издеваешься? Ну-ну! Поглядим… А в Америку, жаль, таможня Аполлошу не пропустит, – с тоской вздохнул Игнат. – Придется здесь его прятать. Я все продумал: арендую ячейку в банке.

Гоша промолчал, мечтая о скорейшем пришествии понедельника. Он не мог не верить глазам, как зритель на выступлении фокусника, как наблюдатель НЛО, как свидетель телекинеза. Он верил глазам, но ни секунды не верил в закономерность, объективность, многократное повторение чуда с Игнатом. Он верил либо в подвох (не в этом случае), либо в прихоти и причуды теории вероятностей, допускавшей, как он читал, и не такие выпадения чисел.

Но больше всего Колесов верил в понедельник. Все лопнет, встанет на свои места, этот несчастный мечтатель разорится вдрызг, проиграет свои и его, Гошины, деньги, испытает жуткий стресс, впадет в пьянство, потом прозреет, успокоится и будет жить. Просто жить, как прежде.

Только бы не слег с инфарктом и окончательно не сошел с ума, когда все встанет на свои законные земные места.

Он не мог предположить, что в понедельник сам окажется на грани безумия.

С утра, с открытия биржи, Игнат покупал и выигрывал.

Покупал и выигрывал.

Покупал и выигрывал.

Покупал и выигрывал.

Раз за разом. Без промедлений и осечек. Без сомнений и терзаний. Только время от времени на статуэтку поглядывал, а потом на него, победительно, торжествующе.

Он то брал на все и снимал небольшую прибыль сразу, то дробил возрастающую сумму на две-три части, брал разные акции и за двадцать-тридцать минут продавал их все с неизменным успехом. Почти каждый раз профит был скромный, но вот с одних акций отхватил вдруг три процента, можно сказать – куш. За четыре часа Игнат увеличил их капитал на треть. Он работал молча, сосредоточенно, ловко щелкая клавиатурой и кликая мышкой. Таким Гоша не видел его никогда. Но и с ним такого никогда не происходило: рассудок не мог смириться с реальностью, поскольку реальность была неотличима от сна.

Окончательно Гошу добила сделка, которую Игнат совершил после булки с куском колбасы, наскоро проглоченными без отрыва от производственного процесса. Гоша от «обеда» отказался, молча качнув головой, и выпученными, покрасневшими от напряжения глазами наблюдал за тем, что вытворял игрок. А Игнат, как-то особо пристально всмотревшись в фигуру древнего бога, выудил из длиннющего раздела «Внесписочные акции» неведомое название «Адыгей ЭлС» и вгрохал в эти бумаги всю сумму, к тому моменту превышавшую сто пятьдесят тысяч рублей. Встал, потянулся, осклабясь. Прошелся по комнате, разминая затекшие слоновьи ноги, потрепал оцепеневшего Гошу по плечу и гаркнул: «Ну, что, писатель, проктолог человеческих душ! Все еще психом меня считаешь? Тогда гляди!»

По прошествии десяти минут котировки акции этих адыгейских «ЭлС» стали – нет, не расти: они вздыбились, смерчем взвились под небеса, как будто все биржевые трейдеры страны вкупе с мировыми инвесторами ринулись скупать энергетические мощности далекой Адыгеи. Еще через пятнадцать минут акционеры этой микроскопической в масштабах мировой экономики фирмочки стали богаче на пять процентов, Игнат заработал почти семьдесят пять тысяч.

За десять минут.

И тут произошло событие историческое, поворотное в масштабах одной, отдельно взятой личности. 28 сентября 2007 года московский интеллигент Георгий Арнольдович Колесов на пятьдесят восьмом году жизни вынужден был порвать с материалистическими воззрениями, не придя ни к какой религии. Он в одночасье принял существование потусторонних сил и как-то легко с этим смирился.

Глава пятнадцатая. Охота на инкогнито

Роберт Малян не стал убивать Додика. Он вообще никого никогда не убивал. Его – могли. Да, с Хозяина станется, шлепнет сгоряча и велит в асфальт закатать. Но Роберт не давал повода. Он служил верно и честно. И с этого имел.

Он чувствовал добычу, всегда был осторожен, редко ошибался, постигая психологию клиента… Также редко изменяло ему чутье на вещь. На этот раз оно не подсказало, а завопило ему прямо в ухо! Игнатов неожиданный уход сильно изумил, но не выбил из колеи.